Рецензии — стр. 4

Роман "Благоволительницы" (хотя видела я и другой вариант перевода названия, "Благоволящие") - такая...мммм...увесистая книга. Я таскала ее с собой около недели и никак не могла дочитать, но сегодня наконец справилась.
Честно говоря, роман Литтелла привлекает меня не историей офицера СС с чудесной фамилией Ауэ, а обилием литературных аллюзий. Тут и "Княжна Мери", и Набоков с его темой запретной любви, и древнегреческая литература в полном объеме, вместе с проклятым фатумом и эриниями (не они ли в роли благоволительниц крадутся за душой Ауэ?), и отчаянная достоевщина, и совершенно толстовские рассуждения о человеке, его роли в истории и прочем. Я бы сказала, что это краткая совокупность многого из русской литературы, но суть в том, что она совершенно не краткая.
Не могу сказать, что "Благоволительницы" взорвали мой мозг. Разрушения сознания не произошло, я блуждала вместе с Ауэ по концлагерям, Берлину, оккупированным территориям, в холодном и мертвом Сталинграде (как удачно заморозило все в Москве), вместе с его призраками прошлого и невыносимым осознанием поражения, того, что вся эта гигантская военная машина уже начала рассыпаться - винтик за винтиком, крупинка за крупинкой, медленно, но неотвратимо.
Я, честно говоря, не знаю, рекомендовать эту книгу или нет. С одной стороны, она, безусловно, хороша с позиций того, что немецкая сторона видится в непривычном ракурсе. С другой, я совсем не чувствую, что этот непривычный ракурс мне идейно близок или необходим. Книга хороша, но кажется мне, что это я еще долго буду переваривать.

Война в Бурунди, Руанде, военный переворот глазами 11-летнего ребенка. Поэтому и язык простоват да и весь рассказ наивен,но именно этой наивностью книга цепляет.
Ребенок верит в то,что противостояние между народами из-за того, что у них разные носы.

" - Тутси и хуту воюют из-за того, что них разные территории?
- Нет, они живут в одной стране.
- Тогда из-за того, что у них разные языки?
- Нет, они говорят на одном языке.
- Может, у них разные боги?
- Нет, бог у них один и тот же.
- Ну так из-за чего они воюют?
- Из-за того, что у них разные носы."

Дети, не успев побыть детьми, вынуждены были рано повзрослеть. Более"везучие", как автор, уехали из страны, а другие - на равне со взрослыми воевали,умирали...
Некоторые свои мысли автор высказывает в письмах к французской девочке. По письмам можно проследить,как менялся взгляд на мир и мечты у мальчика:
Было

"Я, когда вырасту, хочу стать механиком, чтобы никаких неполадок в жизни не было. Когда что-то ломается, надо уметь починить."

и стало

"Я раздумал быть механиком. Чинить больше нечего, и нечего спасать, и не в чем разбираться."

В целом -неплохо,но ожидала бОльшего. Тем более тема накатанная: взросление среди войны.
Серую оценку ставить не хочется, поэтому пусть будет 7

Я думаю, что аннотация к роману вводит в заблуждение: роман относится к войне, но он не о войне. Он о той неприглядной жизни солдат, которые становятся теми заблудшими душами, от которых мы отворачиваем лицо, словно не хотим принимать их существование.

Леметр описывает только последний кусочек войны, затронувший лишь первые страницы, но ставшим переломным для жизни трех главных героев: солдат Альбера и Эдуарда, а также лейтенанта Праделя. Честно говоря, без какого злого умысла, но мне сюжет напоминает бурные бразильские сериалы, которые я смотрела в детстве. Сюжет просто невероятен для настоящей жизни, но именно такой, какой нужен для бурной художественной истории. И только благодаря таланту Пьера Леметра все это читается не как дешевая комедия, а как настоящая трагедия, обличающая все человеческие пороки.

Один герой (Альбер) оказывается на грани смерти, другой (Эдуард) его спасает, при этом получая страшные, уродующие его лицо ранения. Виновник всего этого – лейтенант Прадель не только выходит сухим из воды, но и женится на сестре Эдуарда. И пока последний богатеет и становится успешнее, Альбер и Эдуард спускаются все ниже и ниже по социальной лестнице.

Больше всего меня поразило то качество романа (и перевода), при котором при всей серьезности происходящего, такой трагедии, даже бессилия от того, какая происходит несправедливость – все это читается с удивительной легкостью, как самый хороший детектив. Элемент детектива тут тоже есть, правда отзеркаленный, где нужно сопереживать преступникам. Тем не менее, я некоторые детективы не читала с таким упоением и погружением, как этот роман.

Советовать такое никому нельзя, это как прямолинейно заставить читать о человеческих страданиях, но меня этот роман удивил, удивило, с какой силой он написан, как будто автор является современником тех событий, а не моим.

А ведь я только к концу книги я сообразил, что за всё время повествования прошло всего два дня. Два дня, в которые неторопливо, без суеты и лихорадочных сборов чемоданов уместилась вся жизнь.
Временами мне казалось, что я читаю "Сто лет одиночества". Нет, эти два произведения ничем не напоминают друг друга, кроме одного — того самого чувства безысходного одиночества, от которого нет никакого спасения, которое не перебороть никакими средствами.
Их было пятеро. Но он был один. У Пьерсона был Бог, у Пино его пулемёт, у Дьери была страсть к деньгам, а у Александра был фургон, столовка и железная кружка. И у всех у них была война. И только у Майя не было никого и ничего. Он был один.
Всё-таки очень сложно поверить, что всё повествование уместилось всего в два дня. Это примерно в 18000 раз меньше, чем время действия "Ста лет одиночества", и ровно в два раза больше, чем требует канон.
Все остальные черты картонной античной трагедии здесь есть.
Единство действия — безусловно. Что бы ни называть этим словом. Во всяком случае, Майя не выбрал бездействие английских солдат, сгорающих заживо на разбомбленном корабле.
Единство места — увы. А куда деваться, если в твоём распоряжении только узенькая прибрежная полоса?
И только вот единство времени слегка пострадало.
Думаю, что это неспроста, ведь три кита античной трагедии должны были усиливать иллюзию реальности действия. И они справляются. Они действительно усиливают иллюзию. Потому что реальность слишком тяжела. И никакой "deus ex machina" не поможет.
Что может быть прекрасней заката на тёплом французском побережье? Тихий шелест волн, красные зайчики и блики воды, подкрашенные заходящим солнцем, тонущий эсминец со сгорающими заживо англичанами, тихий стрекот пулемёта, вал из трупов и кружка вина в руке...
И кончается книга именно так, как и положено заканчиваться трагедии.
Хорошо.

После книги «Второй пол» захотелось познакомиться и с художественной прозой Симоны де Бовуар. Выбрала «Мандарины» — роман о парижских писателях-интеллектуалах, оказавшихся на перепутье после Второй Мировой войны.

Еще раз убедилась, что Гонкуровскую премию присуждают заслуженно. Уже прочитав роман, была удивлена, что в нем, оказывается, 600 страниц — электронная книга не пухлый том и объемом не впечатляет, а по ощущениям роман компактный.

И если в начале возникали сомнения — какое мне дело до политики почти 80-летней давности? до разговоров о политике, из которых книга состоит на 80%? — то довольно скоро оторваться или переключиться стало невозможно. С одной стороны, роман, опубликованный у нас спустя 50 лет после выхода во Франции, неизбежно воспринимается как исторический, с другой — поднимаются вечные вопросы о литературе, чувстве вины, невозвратимости прошлого, уместности искусства на фоне социальных бед.

Во время войны у участников Сопротивления был один общий враг, а теперь они раскололись на разные лагеря, и вчерашние друзья стали противниками.

Во время войны жили надеждой, что мир станет прежним, а теперь ясно, что прошлое не вернуть. Оставшиеся в живых мучаются чувством вины перед погибшими. Писатели сомневаются в своем праве писать, занятие литературой кажется блажью на фоне надвигающейся Третьей мировой, которой тогда все поголовно боялись, особенно после Хиросимы.

Во время войны французам было чем гордиться, а теперь они осознают себя гражданами второразрядной страны, в то время как формируется противостояние двух сверхдержав — СССР и США.

Левые интеллектуалы возлагали на СССР все надежды на гуманное переустройство общества, а теперь отказываются верить в ГУЛАГ, сведения о котором к ним просачиваются.

Когда персонажи всерьез говорят о том, что вся Европа должна стать социалистической, а юная дева изучает «Капитал» Маркса и раздумывает о вступлении в компартию, сегодня это воспринимается как абсурд — но ведь это было, не так давно и всерьез. Хотя порой казалось, что я читаю какой-нибудь поздний роман Тургенева, где разглагольствуют народники, но все это происходило на самом деле, с одними из самых умных людей того времени, и масштаб их заблуждений обусловил степень их последующего разочарования.

Отдельный интерес роману придают прототипы главных героев — Камю и Сартр, и есть даже читатели, которые не решаются приступить к «Мандаринам», не ознакомившись предварительно с трудами этих классиков, так вот — Бовуар, Камю и Сартра можно смело читать в любом порядке.

Анри Перрон и Робер Дюбрей не срисованы под копирку с великих экзистенциалистов, буквальных совпадений нет ни в характерах, ни в событиях, и даже ссора между этими писателями, которая легла в основу сюжета, сначала произошла в книге, а затем уже, через два года — в реальности.

Интереснее разглядеть в этих «зеркалах» отражения самой Симоны. Анри Перрон — явное ее alter ego, уж очень много она в него вложила своего писательского, собственных мыслей о литературе. Так же, как своего женского — в Анну, жену Дюбрея. Ее история любви воспринимается как отдельный психологический роман в романе идей, как кораблик в бутылке, и поскольку Анна — психоаналитик, она рассматривает свои чувства буквально под микроскопом. Чередуется повествование от третьего и от первого лица, общее — личное, эта перемена ракурсов создает оптический эффект и добавляет динамики.

Постельные сцены, которые обычно являются в романах ванильно-кремовым украшением на торте или откровенно маркетинговым приемом для привлечения публики, здесь использованы как способ передачи психологического состояния персонажей, а также для продвижения сюжета. Неважно, читатель вы или писатель, протестируйте подобный эпизод из любого романа любого автора — можно ли этот эпизод выкинуть без ущерба для сюжета или дальнейший ход событий будет без него непонятен. У Бовуар это единая конструкция.

Поскольку вначале был прочитан «Второй пол», то и «Мандарины» неизбежно воспринимались в его мощном силовом поле. Бовуар там последовательно демонстрирует все предрассудки общества в отношении женщин, а роман высветил ее собственную зависимость от этих же самых предрассудков. Например, в том, как подается проблема старения.

Еще в 1950-е годы сорок лет для женщины считались старостью, а желание любви — предосудительным и чуть ли не преступным. Анне 39, и она воспринимает свой возраст как приближение конца, как драму, утрату не только возможности любить, но и смысла жизни.

Сегодня, когда возрастные стандарты меняются, это вызывает недоумение, очень жалко ее. Но и автор вместе с ней тоже рассматривает проблему старения как данность — а не как еще один общественный конструкт, зависящий от уровня развития медицины, рынка труда и социальных установок.

Возможно, почитаю еще «Трансатлантический роман. Письма к Нельсону Ольгрену» — реальную переписку Бовуар с американским возлюбленным, связь с которым длилась 14 лет, чтобы теперь уже сравнить документальные свидетельства с ее художественной прозой.

Ну а название романа — метафора, отсылает к китайским сановникам, средневековым интеллектуалам. Оранжевые новогодние фрукты в романе ни разу никто не ест.

Аудиокнигу начитала Ирина Воробьева, голос приятный, время звучания — 31,5 ч.

Слаб человек (ибо) слишком силён он в восприятии красоты.. разной..
Есть красоты естественные и искусственные.. Искусственные (красоты) хороши до тех пор, пока не становятся они или слишком пафосными или (и) слишком навязчивыми.. Пруст, по мне - именно такой, слишком искусственно-старательный, протяженно-пафосный, нескромно скромничающий, типа, аристократ в республиканской среде (Европа вообще в этом традиционно смешна со своими клоунскими королевско-аристократическими домами, не обладающими никакими реальными властными полномочиями, но, тем не менее напыщенно церемониально-спектакулярно пасущимися в "светских хрониках" и т.д.) ..
Самый часто вырывающийся мой комментарий при чтении творения сего был конечно же из серии: -Ути-пути!
-"Сколько раз случалось мне год спустя, в Париже, в мае месяце покупать ветку яблони и проводить целую ночь в созерцании её цветов.." -то есть ради бога, хочешь сидеть как дебил в "в созерцании её цветов" целую ночь, сиди, но зачем же яблони-то калечить, созерцай хотя бы в окно что ли)
А вообще мелькало (у меня несколько раз при чтении): - Пруста, кажется вполне можно рассматривать как и такого некоего "подготовителя" Джойса.. - по своей нудно-повествовательной тягучей форме репрезентации (пустоты)..

Повествование ведётся от лица старого, наполовину раскаявшегося нациста, как он сам о себе говорит. Это его воспоминания, его рассказ о случившемся. Он служил в службе безопасность СС — СД. На самом деле книгу написал француз, американского происхождения. Что само по себе странно.

Нам рассказывают, чем занимается этот человек сейчас - кружевами на фабрике. Близко от начала книги нам даются данные о том, сколько длилась война, до секунды, и сколько гибло людей той или иной нации до секунды.

В книге нам встретятся множество известных фашистов. Много убийств евреев. Сталинград. Концлагеря. Окончательно решение. Про русских тут немного. Если и пишут, то в нелицеприятном выражении - и этого тут довольно много или просто я это замечал.

В книге много философских излияний и моральных дилемм фашистского офицера. Например, виноваты ли все люди в убийствах в войну, виноваты ли люди в убийствах при эвтаназии. Кто виноват в зверствах фашистов в войну? Только ли самые высокие чины? Например, мальчик Коля в бундестаге, который жалел тех, кто погиб на русской земле, он как раз говорил о другом подходе. Стоит всегда помнить, что это они пришли на нашу землю и пришли убивать нас! Помните об этом всегда!

Точно так же, при чтении книги нам дают понять, что главный герой является человеком, которому дают приказы, а он их выполняет, превозмогая разные сложности и лишения на чужбине или занимаясь вопросом более глобально на родине. Эта книга из той же оперы, что и выступление Коли в бундестаге. Всегда думайте, что вам говорят и что хотят, чтобы вы услышали.

Здесь приводится лживое обоснование отвратительно отношения немецких войск к военнослужащим СССР:

Наша цель — выявить и уничтожить любой элемент, представляющий угрозу германским войскам. Большевик, народный комиссар, еврей и цыган может в любой момент взорвать наши казармы, убить наших людей, пустить под откос наши поезда или передать врагу жизненно важные секретные сведения. Наш долг — не дожидаться, пока он начнет действовать, и после этого наказать его, а помешать ему действовать. Учитывая, как быстро продвигается вперед наша армия, у нас не остается времени создавать лагеря для содержания подозреваемых: любого из них надо сразу расстрелять. Он обратился к находившимся среди нас юристам и напомнил, что СССР отказался подписывать Гаагские соглашения. Таким образом, международное право, регулирующее наши действия на Западе, здесь теряет силу. Конечно, всех ошибок не избежать, конечно, не обойдется без невинных жертв, но, увы, это война; при бомбардировке города мирные жители тоже ведь погибают. Время от времени нам будет тяжело, кое-что будет причинять страдания нам, немцам, с нашей врожденной чувствительностью и человечностью, он прекрасно это понимает; но мы должны превозмочь самих себя; и ему остается лишь передать нам слова фюрера, которые он слышал непосредственно из его уст: офицеры должны пожертвовать для Германии своими сомнениями.

Он назвал всех немцев - с врожденной чувствительностью и человечностью. Да уж, тонко чувствующий человек, да ещё такой ранимый и человеколюбивый. О про гаагское соглашение неплохо написано тут https://zen.yandex.ru/media/stratilat/pochemu-sssr-ne-podpisal-jenevskuiu-konvenciiu-o-voennoplennyh-5d4a596ab96cfd00adc574c0 и тут https://mikle1.livejournal.com/664241.html.

Даже если СССР не подписал соглашение, но Германия то подписала, и там прямо написано:

в конвенции говорилось прямо: «Если на случай войны одна из воюющих сторон окажется не участвующей в конвенции, тем не менее положения таковой остаются обязательными для всех воюющих, конвенцию подписавших». Поэтому независимо от подписи СССР Германия была обязана выполнять все ее положения. Однако это не сделала, а советские военнопленные были целенаправленно поставлены на грань физического уничтожения. Немцы не собирались кормить и содержать кого-либо, кроме германских солдат, германского населения и союзников.

Сильно придираться не буду, но в книге много неточностей и обмана. Как я и говорил, это неудивительно. Чего можно ожидать от француза американского происхождения, пишущего от лица фашиста? Следует ждать по крайней мере манипуляцию, а иногда и откровенную ложь. С одной стороны, тут ведь художественное произведение, а с другой:

Критики отмечали «абсолютную историческую точность» романа, назвав его «выдающимся литературным и историческим явлением» (Пьер Нора).

То есть, где надо, это фантазия автора и художественные допущения, но в целом всё исторически достоверно. В общем, как и в наших фильмах о войне, смотреть просто не хочется. А посмотришь, плюёшься. Так ведь нашим кинематографистам денег даёт государственный Фонд кино на эту ересь. Это просто ужасно.

Вот ещё одно:

Далеко не всегда жертвы, обреченные на смерть, добрые, а палачи, которые убивают и мучают, злые. Думать так – наивно: достаточно столкнуться с бюрократией, даже в такой организации, как Красный Крест. Сталин нагляднейшим образом доказывает обоснованность моих аргументов, каждое поколение палачей он превращал в жертвы следующего поколения, и поэтому не имел недостатка в палачах.

Это просто полнейший бред. И такого тут много.

Тут же, чуть ниже, идёт приравнивание Сталина и Гитлера:

Государственная машина состоит из песка, крупинки которого она растирает в пыль. Она существует лишь потому, что все одобряют ее существование, даже – и довольно часто до последней минуты – ее жертвы. Без Хесса, Эйхмана, Гоглидзе, Вышинского, без стрелочников на железных дорогах, производителей бетона и бухгалтеров в министерствах какой-нибудь Сталин или Гитлер были бы всего лишь бурдюками, полными ненависти и бесплодных мечтаний о могуществе.

Может быть оно и не заметно сразу, но читателю из книги понятно, что Сталин ненавидел людей, так же как Гитлер. Сталин такой же мечтатель о всемирном господстве, как и Гитлер и если бы не фашизм, боровшийся с коммунизмом, то последний уже поработил бы весь мир красной заразой. Так ведь? Не удивлюсь, если в 2006 году эта книга написана на заказ и поэтому раскручивается везде, где только можно и нельзя. А если открыть страничку автора и посмотреть, что же такого он ещё написал, становится вообще интересно. Там книга про Чечню и про войну в Сирии. Вот этот товарищ точно засланный казачок.

Сейчас таких книг, переворачивающих историю с ног на голову, будет всё больше. Противостояние вошло в активную фазу и это всё чувствуют.

То, что главный герой педераст, и говорить не приходится. Он мечтает быть женщиной, которая лежит, раскинув ноги, принимая в себя мужчину. При этом он говорит, что таких людей очень много. И даже среди тех, кто попадал раненым к врачам, было много тех, кто носил женское бельё под мужским. Да уж. А что не все?

Тут про гомосексуалистов написано очень много. Есть даже большое обоснование, почему это явление должно быть распространено везде. Для чего сейчас продвигается гомосексуализм? Для сокращения населения. Эти люди не могут иметь детей, поэтому они предпочтительны для них. Сейчас все сверхбогатые люди этим очень озабочены и все их действия направлены на сокращение населения. Поэтому, если книга оплачена, то почему бы не использовать все её ресурсы и продвигать все низменные характеристики общества.

Описывать все выпады в сторону СССР нет смысла, их тут огромное количество. Тут же попытки обеления фашистов, мол, так как они, делал бы любой из нас. Вот так вот. Ни дать не взять. Пример одновременного действия обоих факторов: фашисты входят в здания, котором отступающие красные убили всех заключённых, а фашисты устало стараются хотя бы уложить трупы правильными рядами, при этом они кривятся от тошнотворного запаха разложения. Вот же какие нехорошие русские и какие культурные немцы.

Разбирать это не имеет смысла, и нет никаких сил, тут просто устанешь от этого. Всё, что написано выше, я написал после прослушивания 3% книги. Писать дальше по ходу чтения не могу, я очень раздосадован этим чтивом и озадачен таким высоким рейтингом книги. Ниже напишу несколько выдающихся цитат с комментариями.

Потом я расстегнул ему брюки и уткнулся лицом в его живот, ощущая едкий запах пота, мужского тела, мочи и одеколона...

У человека явные проблемы с чувством прекрасного.

Евреи тоже обладали развитым чувством общности, ощущением единого народа: они оплакивали мертвых, хоронили их, если могли, и читали каддиш; пока хоть один еврей жив, живет Израиль.

Просто напомню, что Израиль был создан при поддержке Сталина.

Командующие присылали крайне негативные рапорты о настроениях во вверенных им тайлькомандах: речь шла о нервных расстройствах, солдаты плакали, Шперат докладывал, что многие страдали импотенцией.

Интересно, как это проверялось у этих многих или у них была постоянная практика.

Своих коллег я разделил бы на три типа. Первые, даже если и пытались скрыть это, убивали с наслаждением; о них я уже говорил, это были преступники, которых выявила война. Вторые испытывали отвращение, но убивали из чувства долга, преодолевали брезгливость из любви к порядку. Наконец, третьи считали евреев животными, и по настроению или обстоятельствам для них, как для мясников, режущих корову, убийство превращалось в радостную или тяжелую заботу.

В общем, они всё равно убивали, так или иначе, с удовольствием или без него.

В прежние времена этот город назывался Ставрополь, в переводе с греческого «город креста» или, может быть, «город-перекресток»; он был основан на пересечении старых дорог, ведущих на север, а в XIX веке, в период усмирения горцев, служил плацдармом для русских войск. Теперь, превратившись в провинциальный городок, мирный, сонный, он развивался не слишком бурными темпами, а потому не был обезображен, как множество ему подобных, отвратительными советскими пригородами.

То есть, красивые города, это те, что не имеют областей. К тому же, пригород отвратителен, если он советский.

Проблема, понимаете ли, еще и в том, что мы не имеем навыков в колонизаторстве. Еще до Великой войны мы плохо управляли своими африканскими владениями. А потом вовсе их лишились и растеряли даже небольшой опыт, накопленный колониальными властями. Сравните с англичанами: залюбуешься, с какой тонкостью и ловкостью они правят своей империей и эксплуатируют ее. Как искусно используют метод кнута и пряника: если надо, бьют, но всегда предложат пряник и до, и после каждого удара. Даже большевики в этом отношении дадут нам фору: несмотря на всю свою жестокость и дикость, они создали миф о братстве народов, и этим их империя держится.

Англичане и сейчас правят своими колониями. Фактически королева Англии управляет через генерал-губернаторов Канадой, Австралией, Новой Зеландией, Ямайкой и некоторыми другими странами. У самой Англии до сих пор нет Конституции. А оказывается, что большевики создали миф о дружбе народов и вероломно угнетают их через это. Дикость какая. Только в СССР, а теперь в России, не исчезают народы, они имеют собственную идентичность, некоторые свой язык. Самый известный пример исчезновения народов - это США, в котором коренных жителей индейцев практически истребили приезжие американцы.

Теперь настала очередь русских: каждый день, как правило, на заре или вечером, они яростно атаковали наши позиции, особенно заводы, впрочем, и центр города тоже. Боеприпасы, без того строго расходовавшиеся, заканчивались, выжившие после этих атак падали без сил; днем русские прогуливались на виду у наших, зная, что тем запрещено стрелять.

Разве такое могло быть? Не могу поверить.

Я не показал своего замешательства: «Вы еле удержали Сталинград и искренне полагаете, что способны взять Берлин? Вы шутите?» — «Я не предполагаю, я уверен. Сравните хотя бы военный потенциал с обеих сторон. Даже не принимая в расчет второй фронт, который наши союзники скоро откроют в Европе. Вам крышка».

Второй фронт обещали долго, но он не был открыт до тех пор, пока "союзники" не увидели, что русские смогут и без них одержать победу под фашистами.

В Германии и других капиталистических странах утверждают, что коммунизм погубил Россию, но я думаю, что наоборот, Россия погубила коммунизм. Сама идея прекрасна, и кто знает, как бы повернулись события, если бы революцию делали в Германии, а не в России?

Так революцию и сделали и в Германии и в России.

Возвращаясь в Аушвиц-I, на одном из домов в городе я заметил надпись, удивившую меня: «Катынь=Аушвиц». Действительно, с марта пресса Геббельса неустанно повторяла, что в Белоруссии нашли тысячи трупов польских офицеров, расстрелянных большевиками после 1939 года.

Это просто фальшивка и пропаганда Геббельса. Из первого видео ниже понятно, зачем это начал продвигать Горбачёв и его сподвижники. На самом деле это сделали фашисты.
Посмотрите видео об этом:
https://www.youtube.com/watch?v=gdCYpf6hLjM
https://www.youtube.com/watch?v=7URAjWIYxqU
https://www.youtube.com/watch?v=ryp6-UhGfgM
https://www.youtube.com/watch?v=O-JDxMlM2Ss

Одно радует: вопреки всему люди продолжают поддерживать Партию и ее руководство, верят в фюрера и окончательную победу. О чем это свидетельствует? Лишь десяток лет минул со времени взятия власти, а национал-социалистический дух превратился в будничную правду нашего народа и проник в самые захудалые углы. И даже если мы проиграем войну, он будет жить.

Вот это точно. Дело фашистов живёт и вновь поднимает голову. Сейчас это происходит в нескольких странах. Например, на Украине. Про исключительность американцев я вообще молчу. Фашисты тайно создали огромное количество организаций по всему миру для продолжения своего дела. Они начали делать это, когда стало видно, что они начали проигрывать.

Об Эйхмане писали много глупостей. Он, конечно, не был врагом человечества, как провозгласили в Нюрнберге (поскольку Эйхман там не присутствовал, на него все и повесили, тем более что судьи почти не разбирались в функционировании наших служб); он отнюдь не являлся воплощением банального зла, безликим и бездушным роботом, каким его выставляли после процесса. Он был очень талантливым государственным чиновником, исключительно старательным и компетентным, довольно сообразительным, готовым проявить личную инициативу, но только в рамках установленных задач: на ответственном посту, где требовалось бы принимать решения, например на месте своего начальника Мюллера, он бы потерялся, но в качестве среднего звена составил бы гордость любого европейского предприятия. Я никогда не замечал, чтобы Эйхман испытывал особую ненависть к евреям: он просто выстроил на еврейском вопросе свою карьеру, это стало не только его специальностью, но и в некотором роде основой благосостояния, и позже, когда Эйхмана захотели лишить всего, он отчаянно сопротивлялся, что вполне понятно.

Ну конечно же, он ни в чём не виноват. Он просто делал своё дело. Он вообще невинно пострадал, да ещё и свесили на него всё. Бред!

«И сколько сейчас здесь осталось евреев?» — «Точную цифру не назову. Но, уверяю вас, до конца года мы ликвидируем все гетто. За пределами наших лагерей и нескольких партизанских отрядов евреев в Польше не останется. Тогда у нас появится время серьезно заняться польским вопросом. Поляки тоже должны подвергнуться серьезному демографическому сокращению». — «Полному?» — «Полному или нет, не знаю. Сейчас экономические службы думают и делают расчеты. Но сокращать необходимо, иначе нам тут грозит перенаселение, и этот регион так и не сможет развиваться и процветать».

Тут фашисты вообще делают благое дело, заботясь о процветании региона. Сегодня тоже со всех сторон мы слышим о перенаселении Земли и сокращении населения. Дело фашистов живёт и процветает.

Но я пришел к следующему выводу: охранник СС становится садистом не потому, что считает заключенного недочеловеком, наоборот, его ярость растет и превращается в садизм, когда он замечает, что заключенный далеко не скотина, как учила пропаганда, а именно человек и, по сути, ничем от него не отличающийся.

Интересное наблюдение.

Мы сражались так же мужественно, как наши враги; с нами обращались как с преступниками, унижали, разбирали по косточкам и глумились над нашими мертвецами. Судьба русских, если объективно, не многим лучше. Вполне логично, что мы сказали себе: ладно, раз так, если справедливо жертвовать цветом нации, посылать на смерть самых патриотичных, самых умных, одаренных и честных представителей расы во имя спасения народа — и все это абсолютно зря — и обществу плевать на их жертву, — то какое право на жизнь имеют низшие элементы, преступники, сумасшедшие, дебилы, маргиналы, евреи, не говоря уже о наших внешних врагах? Большевики, я уверен, рассуждали примерно так же.

Надо всех убить, ведь русские делают также. Он ведь уверен. Очередной бред.

Как по мне, так автор совсем не похож на француза. Он похож на немца. А серёжка в ухе может нам говорить о том, что пристрастия героя книги в любви к мужчинам свойственна и автору. То есть, автор просто вылили всё то, что он чувствует в себе.

Конечно, в Биография автора написано совсем не то, но долго ли сейчас всё подогнать так, чтобы было красиво.

Книга показывает нам фашистов как обычных людей, просто делавших свою работу, которую им поручали старшие командиры. Они просто решали проблемы, чтобы выполнить приказ. Постепенно фашист начинает казаться нам не таким уж и плохим. Они же вон как страдали, пытаясь выполнить приказ. Интересно, как Гитлер и командиры Третьего рейха обосновали нападение на СССР простым солдатам? Я слышал, что они просто шли на захват земли для себя. Но разве это хорошее обоснование? Возможно. Для фашистов.

Автору этой книги не понравилось, что её выпустили в сокращённом виде и издатели выпустили новую полную версию. Сказал бы спасибо, что её вообще выпустили на русском, но лучше бы вообще не выпускали.

Никому не рекомендую к прочтению этот плевок в наше прошлое. Мне жаль тех, кто читает подобные книги и они им нравятся. Надо ведь хоть немного понимать, что там написано на самом деле и для чего это вообще написано. Такие книги не пишутся просто так!

Ну а если вы хоть немного любите нашу общую Родину — СССР, и свою страну, в которой живёте сейчас, то сделайте как я, поставьте ей 1 или измените уже поставленную ранее более высокую оценку, чтобы желающих читать "это" было поменьше. Просто думайте головой.

"Для меня война — абсурд. И не только эта или какая-нибудь другая война. Все войны. Отвлеченно, как таковые. Без исключения. Без предпочтения. Иначе говоря, не существует справедливых войн, или священных войн, или войн за правое дело. Война как таковая — абсурд."

О войне можно рассказывать долго и много, но так и не раскрыть всех её ужасов и абсурда.
А можно взять лишь два жарких июньских дня 1940 года. И чтобы это были выходные - суббота и воскресенье. И берег океана - дюны, пляж, виллы...
А на узкой прибрежной полосе тысячи солдат, прижатых к самой воде. Отступать некуда. Остаётся лишь ждать прихода немцев и плена. Ждать под обстрелом и бомбёжкой.
Англичане пытаются вывезти свою армию, но судна старые и их катастрофически не хватает (некоторые тут же топят с воздуха вражеские бомбардировщики), поэтому присутствует строгий отбор: "Англичане направо! Французы налево!" Потому что вывозить французов никто не собирается.

Роман небольшой, компактный по временным параметрам и по объёму. Это не помешало вместиться на каждой малой территориально-временной единице измерения огромным величинам боли, страха, отчаяния, непонимания. Читатель увидит войну во всей её абсурдности. Прежде всего глазами главного героя сержанта Жюльена Майа - интеллигентного, в совершенстве владеющего несколькими языками, цитирующего Шекспира. Он против любой войны. Но есть ли выбор?

— ...Убить человека — при всех обстоятельствах абсурдно.
— Почему?
— Да потому, что сама природа берет это на себя. И подсоблять ей в таком деле — просто гнусность.

Со всем уважением читатель отнесётся к добросовестным и честным воякам, которые смогли от начала и до конца сохранить мужество и человеческое достоинство - не ноют, не скулят, а молча делают своё дело. Александр, поддерживающий дух случайно сплотившегося вокруг него маленького коллектива, готовящий им обеды, заботясь о каждом, именно из таких.
Есть на этой войне Пино, который таскает пулемёт, не расставаясь с ним ни на секунду, ищет снаряды и продолжает сражаться, когда все вокруг давно опустили руки. Он защитник своей страны до последнего вздоха, из тех, кто не думает о своей смерти, а лишь о смерти врага.
Видим мы и команду, собирающую трупы, только некоторые записались в неё с особым расчётом - снимать кольца с покойников. Дьери и ему подобные находят в войне выгоды и свои миллионы.
Грабежи, изнасилования - это тоже приметы войны.

Уик-энд в Дюнкерке - печальная страница Второй мировой войны, которую никак не назовёшь героической, но больно смотреть на её жертвы, быть свидетелем этой катастрофы.

Но без главных героев...

Иногда, женщины делают ртом то, что обожают все мужчины.
Они молчат.

Смею отметить, что это нравится не только мужчинам. Еще мне, например, нравится. И чем больше женщины молчат - тем сильнее они мне нравятся. Прямая зависимость.
Дамы, без обид. Это относится не ко всем женщинам.

Мамзель, ну куда Вы лезете? Ну, право слово, "набрать чернил и плакать", а не книга.

Весь этот ниагароподобный поток мыслей-чувств на все темы, какие можно представить и какие нельзя, сшибает с ног километровой волной. Все эти чисто-женские "что бы было, если б не было", все эти совершенно умопомрачительные пережевывания одного и того же на многие-многие простыни страниц. Все эти порядком простые мысли, обличенные в якобы умный-умный слог. Все это так.. По-женски что ли.. Здесь совершенно не пахнет феминизмом. Здесь попахивает плачем в жилетку, помноженным на эгоцентризм в квадрате.
Ощущение, будто я возвращаюсь с работы, а моя особо необремененная делами и от этого очень скучающая женушка, начинает выливать на меня поток малосвязанных, но очень важных для нее фактов-решений-выводов-мыслей-дум. Так как пока она лежала на диване, а мысли ее в причудливой хореографии танцевали у нее в голове и выдавали по итогу интересные конфигурации ( ну от безделья то.. ), а слушать их никто не желал, то по долгу оказываюсь вынуждена я. Ну и все остальные читатели за компанию.

Госпожа Де Бовуар, ну Вы же жили с Сартром. Нет, не так... Госпожа Де Бовуар, ну Вы же жили с САРТРОМ!
Даже если таежный медведь проживет с Сатртром, то через некоторое время он будет томным с хрипотцой голосом обсуждать вопросы жизни и смерти и прочие психологические трудности индивида.
А Вашу книгу нужно было назвать не "Мандарины", а "Бытовой экзистенциализм за чашкой чая".
У меня такие " Мандарины" у родителей на кухне каждый вечер случаются. Я если бы их записывала - давно бы прославилась куда больше Вас.

Трудно спорить с собеседником, который, ведя разговор о мире и других людях, непрестанно говорит о самом себе.

И читать такого собеседника трудно. И я не дочитала.

Что представляют собой миры, мы на самом деле не знаем. Но уловить признаки их исчезновения нам по силам.

Какая связь между проповедью, произнесенной Блаженным Августином вскоре после разорения Рима вестготами в 410 году, и вполне современным баром, в котором долгое время творилось бог знает что? Французский писатель Жером Феррари удивляет: оказывается, самая прямая. Вы спросите, почему, собственно, именно Августин и падение Рима? А почему бы и нет?

Письма и проповеди по случаю великих бедствий порой кажутся безнадежно устаревшими. Глаза частенько упираются в события-маяки, вызвавшие поток мыслей, и не замечают главного. Ну вот разрушили язычники Рим. Нам-то сейчас что с того? Хотелось бы сказать: жертвы подсчитаны, выводы сделаны, страница закрыта. Но нет. Во-первых, человечество быстро забывает горькие уроки. Во-вторых, на место разграбления Рима можно вставить любое трагическое событие, когда пропасть разверзается под чем-то значимым, пусть даже это и значимо лишь для тебя одного, и спокойно следовать за мыслью Августина.

Название каждой главы этого романа – его цитата. А вот события под обрывками проповедей вполне современные, хотя и замешаны на грехах прошлых поколений. Двое старых друзей, Либеро и Матье, ищут свой жизненный путь. Ничто не предвещало беды – Либеро, немного не от мира сего, в университете «нашел прибежище в бесплодных пустынях метафизики, в обществе авторов, которых никогда не осквернит внимание журналистов», Матье изучал Лейбница. Но в один прекрасный день, к ужасу родных, ребята решили все бросить и открыть бар в деревне. Затея оказалась неожиданно успешной. Бар стремительно богател и плавно опускался в бездну порока, пока не подкрался закономерный итог, ибо у всего на свете есть начало и конец, все миры расцветают и гаснут, рано или поздно.

«Проповедь о падении Рима» написана замечательным языком, выделяется оригинальной идеей и цепляет плотной связующей нитью давно прошедших времен и нашей реальности. От Августина здесь далеко не только цитаты. Он всюду, в самых разных формах, но ненавязчив и трогателен: так, Либеро изучает его творения и понимает их превратно, но потом слышит отзвуки проповедей в шуме местных событий; сестра Матье Орели бродит по Алжиру, последнему прибежищу Августина.

Орели понимала, что свободно общаться с Массинисой она могла только в одном месте, и этим местом были не Франция и не Алжир, и находилось оно не в пространственном, а во временном измерении, вне границ мира. Это был временной отрезок V века, заключенный в руинах Гиппона, среди которых тень Августина еще венчала тех, кто был дорог его сердцу и кому нет иного места для воссоединения друг с другом.

Иногда кажется, что действие разворачивается в двух разных временных плоскостях, события которых перемешаны как придется. Августин раздумывает над своей проповедью, Матье и Либеро несутся в деревню. Вестготы подходят к Риму, в баре готовятся коктейли.

Ночь конца света выдалась тихой. Ни конницы вандалов. Ни вооруженных вестготов. Ни одной убиенной девственницы в объятых пламенем домах. Либеро снимал кассу; пистолет его лежал на стойке бара.

В романе достаточно таких, великолепно резких контрастов.

Особенно приятно то, что автор знает, о чем пишет. Жером Феррари – профессор философии. Он преподавал в разных странах, в том числе и Алжире. Поэтому выбор Августина неслучаен, и к теме писатель подошел основательно.

Конечно, впечатление будет гораздо сильнее, если сначала ознакомиться с произведениями Августина и, коротко, с историческими реалиями, в которых они создавались. Но если такой возможности нет, нестрашно; основное Феррари сообщит сам, а роман и без того привлечет внимание – больно хорошо написан.

Кстати, в 2012 году «Проповедь о падении Рима» получила престижную Гонкуровскую премию, и именно благодаря этому вышла на русском языке. От души рекомендую к прочтению!

Четыре месяца у меня ушло на эту книгу! Четыре! Нет, я, конечно, видел, насколько она большая, и какой убористый текст, и абзацы на несколько страниц тянутся так, что Лев Толстой отдыхает. Но кто бы мог подумать, что она окажется ещё и такой концентрированной? Здесь слишком много всего: людей, событий, локаций, описаний, размышлений, безумия. Оно всё быстро переполняет голову, заставляя её лопаться от передоза. Безумие-благоразумие. Два противоречивых явления сосуществуют вместе, и если ты задавался вопросом, как же всё могло дойти до такого, то быстро поймёшь: а, так вот как. Ясненько, что-то это мне напоминает. Если не задавался, то получишь мрачное удовлетворение от разворачивающегося во всю ширь зомби-апокалипсиса, с одной стороны, ставшего далёкой безопасной историей, а с другой чо, а мы ничо, можем повторить. Помилуйте тогда Эринии всех, сохранивших на свою беду остатки мозгов. Отвоёвывать придётся с боем.

В своё время по небезызвестным причинам мне пришлось перечитать массу рецензий на книгу, и сложившееся тогда впечатление вот вообще не соответствовало реальности. Может, матрицу глюкануло и ко мне в голову пробрался Мерль, не знаю. Мне хотелось больше порнухи и чернухи, больше обнажённой до нервов души, копрофагии, шизы и трупов. Ну то есть ещё больше, вы понимаете, да. Четыре месяца все мои знакомые слушали вой, как я читаю талмуд "про фашистов-пидaрасов", надо же было не посрамить честь мундира, точнее, брошенных на ветер слов. Но несмотря на слегка обманутые надежды, я даже придираться ни к чему не буду.

Ибо это было, конечно, грандиозно. И замысел, и исполнение. Мне представить сложно, какую невероятную работу должен был проделать автор, чтобы собрать всю эту информацию и так детализировано прописать эпопею длиной в несколько лет и площадью в пол-Европы. Это же надо было досканально изучить историю непосредственно самой войны, со всеми её датами, событиями, именами, особенности жизни в описываемых странах, социальные, юридические, бытовые, в конце-то концов, зарыться в бюрократические бумажки, в организацию всякой хтони типа неба в клеточку, в снабжение, в географию городов. Причём, географию историческую, поскольку после войны мало что осталось. И даже в культуру, музыку, литературу, архитектуру, лингвистику. Омфг, шесть страниц рассуждений о фоносемантике кавказских языков! Это же невероятно! Знать погоду и состояние дорог в разное время года в разных частях Украины! В деталях описывать барельефы на зданиях в Пятигорске! И ведь это не от балды всё, это всё на самом деле так. Ещё и припорошить события мифологическими отсылками. Детали, детали, бесконечные детали, упоминаемые вскользь, как мог бы их упомянуть реальный участник событий, выцепляя из окружающего хаоса.

И этот хаос везде, во всём, всеобъемлющий, затеняющий холодную немецкую рациональность. Хаос в политике, на фронте, в головах – поток сознания захватывает и кружит, не давая дышать. А Макс Ауэ продолжает болтать, продолжает бредить, сам давно утонул и нас затягивает в свой омут, недоделанный герой, канцелярская крыса, неведомо как оказавшаяся на передовых. Его мотает, как в проруби, то по завоёванным странам, то по Германии, то по концлагерям. И везде он что-то изучает, организовывает: снабжение, питание, евреев, чёрта лысого. Расово верный арийский бюрократ, надежда и опора нации, давно уже не соображающий, что происходит, и наслаждающийся распадом своей личности среди окружающего сюра. Где правда, где глюки, где конец рефлексиям, а самое главное – диалогам? За что нам такая вёрстка сплошной простынёй, о мои глоза.

Я не буду больше говорить ни о персонажах, ни о чём таком, это бесполезно. Всегда считал, что лучше прочитать один хороший исторический роман, чем 10 статей, чтобы понять эпоху. Здесь бесполезно и это. Слишком всего много, слишком концентрированный ад, мне мозги перемололо, как в блендере. И самооценку тоже. Каждый миг, читая это, я остро ощущал свою писательскую неполноценность по сравнению с Литтеллом. Чёрт подери, я никогда так не смогу, даже если на лоскуты порвусь :') Мужик, ты гениален. Держи от меня респект и белый флаг из бинтов, стягивающих мою надорвавшуюся душу.

Хорошо, что ещё в аннотации меня предупредили, что автор опирался на проповедь святого Августина о падении Рима, и, мол, это самое падение Рима есть не что иное, как аллегория человеческой жизни. Но я так скажу: я старалась углядеть эту аллегорию, однако она от меня благополучно ускользнула. Падение Рима - как минимум яркое событие, пусть и со знаком минус, во всяком случае для римлян. В книге же яркого очень мало.

Первая "неяркость" - язык. Насколько понимаю, бесконечные предложения, когда к концу забываешь, что там было в начале, долженствуют давать читателю ощущение погружения в мысленный поток персонажа. Беда в том, что поток этот - вторая "неяркость". И так во всём - серо. Серые события, серое небо, серый Париж, серая любовь. Исключения: описание сексуальных сцен - ярко, продуманно; история жизни деда Марселя - потрепала его жизнь, потому что время было неспокойное, как раз таки падение империи, только другой, французской колониальной; единственная на весь роман сцена, в которой стреляет классическое чеховское ружьё, хотя оно - пистолет.

правда, зачем нужен пистолет, если никто не знает, что он у тебя есть? Наоборот, принцип — чтобы все о нем знали, чтобы любая рэкетирская сволочь поняла, что лучше поживиться в другом месте...

В центре повествования - двое молодых парней, Либеро и Матье, дружат с детства, корсиканцы из маленькой деревушки, если смотреть на корни, причём Матье - плод кровосмесительного брака (да что же это такое - второй раз за неделю эта тема!), у обоих за плечами философский факультет Сорбонны, но никакой цели в жизни. И наконец, их осеняет гениальная идея купить бар в родной деревне Либеро, пострадавший от всевозможных управленческих ошибок.

Либеро и Матье предложили Мари-Анжеле свои услуги. Она охотно призналась, что навредить больше, чем их предшественники, они уже не смогут.

Дела у них идут хорошо, и какое-то время они чувствуют себя на своём месте. Они придумывают всякие новинки, многие из которых хорошо сработали. Они для себя - прямо демиурги, создающие то, чего не было раньше.

идея Либеро попросить официанток остаться работать в баре оказалась просто гениальной, потому что народ сюда притягивали именно они, без них ни один сумасшедший не стал бы в дождь и в гололед тащиться сюда, в ничем не примечательную деревню, чтобы выпить абсолютно такого же, как и в любом другом месте, пастиса.

Но постепенно разочарование прогрызает уверенность, что это именно их предназанчение. Судьба Либеро резко меняет направление после того самого выстрела, а Матье...

Он не изменился. Он по-прежнему думает, что достаточно отвести взгляд, чтобы низвергнуть в небытие целые пласты своей жизни.

О философской составляющей, видимо, долженствующей оправдать этот путь в никуда. Я лучше цитатами (это вольный пересказ автором проповеди Августина - во всяком случае кавычек я нигде не увидела):

...тьма есть лишь отсутствие света, так же как и зло свидетельствует лишь об отстранении Бога от мира, указывает на разделяющую их между собой пропасть, заполнить которую может только благодать Господа, данная в чистоте вод крещения. Так пусть же мир накроет тьма, если сердца человеческие откроются свету Господа.

И когда же начал ты верить в то, что люди способны выстроить вечное? На песке строит человек. Хочешь объять, что человек создал — обнимешь лишь ветер. Руки твои пусты, и сердце твое скорбит. И если любишь ты этот мир, то и сгинешь с ним вместе.

Книгу могу посоветовать лишь людям с похожим мировоззрением и тем, кто является фанатом Гонкуровской премии, с пламенным желанием найти в произведении именно ту жемчужину, за которую премию дали.

"Знаки — великая сила"
"Тот, кто грешит с помощью символов, от них же и погибнет"
"Знаки обидчивы и злопамятны, их легко восстановить против себя"
"Оскорбленный вами символ становится дьявольской силой"
"Дабы понять, что все в нашем мире — символ и притча, следует постоянно быть начеку"

Знаки, символы, формы — в этом произведении они всюду, и хорошо тем, кто умеет их замечать и читать.
Главный герой Авель Тиффож — толкователь символов, он учится этому всю жизнь. Распознавать сущности, чтобы потом познать и воспламенить их, выявляя горючесть каждой. Причудливый путь от осуждённого за преступление, которого не совершал, до солдата французской армии, в ведении которого оказалась голубиная почта, и скорого плена, был отмечен знаками.
Но страной идеальных сущностей, где все происходящее есть символ, есть парабола, Тиффож нашёл Германию. Судьба героя удивляет витиеватым разворотом на 180 градусов.

И хотя Тиффож давно уже привык к тому, что судьба подчиняется его заветным желаниям, он лишний раз возблагодарил ее теперь, когда превратности войны и плена сделали из него слугу и тайного ученика второго лица в рейхе, тонкого знатока фаллологии и копрологии.

Учениям (если можно так их назвать) о фаллосах и испражнениях уделено немало места на страницах, пересыпанных многочисленными символами. Иногда автор сам обращал на них внимание, иногда они бросались в глаза, замечались и без его помощи.
Но не символистика стала главной для меня в этой книге, не связь с одноимённой книгой Гёте, мне важнее было увидеть фашизм изнутри.
"Наполы" с набором, отловом, измерением параметров, муштрой маленьких мальчиков-арийцев становятся ключевым местом силы для "людоедов". Тиффож вдруг осознаёт, что главный людоед не он, не "Великий Егерь, со своими охотничьими утехами и оленьими рогами, копрологическими и фаллическими изысканиями", а тот, кто "требовал от своих подданных ко дню рождения их самое драгоценное сокровище - пятьсот тысяч девочек и пятьсот тысяч мальчиков десяти лет, в жертвенном наряде, иными словами, полностью обнаженных, - которых он собирался превратить в пушечное мясо".
Книга сложная, неоднозначная, наполненная символами и жестокостью, оценить её трудно. Одни места вызывали лёгкую брезгливость, другие заинтересовывали подробными историческими описаниями, третьи озадачивали замысловатостью... Есть и четвёртые, и пятые... такое впечатление, что прочитала сразу несколько разных книг.

Рядом с детьми взрослые острее ощущают одиночество.

Начнем с самого простого.
Ответ на мучающий половину читателей вопрос, почему няня вдруг решила убить двоих своих юных подопечных, о чем нам сообщают в самом начале книги в качестве завязки, лежит на поверхности и прямо проговорен в двух эпиграфах, точно задающих сцену.

Теперь, когда главная типа неразгаданная загадка книги оставлена позади, ничто не мешает порассуждать о том, за что же этому роману дали Гонкуровскую премию и почему он настолько плохо пошел у нас (оценка 3,3 на ЛЛ примерно соответствует отзывам на других русскоязычных сайтах).
Причины того и другого, как мне кажется, во многом связаны, но самая главная заключается в том, что французские критики сумели увидеть глубину истории там, где наш массовый читатель уперся в поверхностное восприятие.
С одной стороны, огалтелый детоцентризм, характерный для нашего общества в последнее время, напрочь заблокировал способность многих воспринять няню-убийцу как полноценного персонажа не триллера, а драмы. (Как можно?! Она же чудовище! Двух невинных малюток убила!)
С другой стороны, полное отсутствие проговаривания глубинных мотивов и игра на полутонах, где истинные мысли следуют скорее из действий и атмосферы, чем из диалогов, сделали сюжет тупо непонятным всем тем, кто привык к книгам, написанным в традициях русской классики, которая кругами топчется в голове каждого героя, до донышка вычерпывая все его суждения и не оставляя читателю ни пространства для собственной интерпретации, ни желания самостоятельно познавать глубину персонажей лишь по заданным автором намекам.

Иными словами, роман у нас недооценили, потому что не поняли, в том числе на фоне предубеждений.
Возможно, у кого-то найдется иное объяснение, но иначе я просто не понимаю, что может не понравиться в этой прекрасно продуманной, невероятно печальной и затрагивающей так много важных проблем книге.
В коротком романе, написанном обманчиво простым языком ("обманчиво", потому что столь точно формулировать мысли в коротких, хлёстких предложениях на самом деле довольно сложно), собрано множество интересных мыслей о современной жизни.

Стереотипы здесь ломаются с таким громким треском, что становится не по себе.
Мать семейства, сама мусульманка, опасается нянь-эмигранток и нанимает коренную француженку, думая, что это убережет её от проблем.
Единственная дочь няни, превосходно умеющей обращаться с чужими детьми, растет абсолютно одиноким и заброшенным ребенком.
Мать обречена чувствовать себя несчастной при любом раскладе - либо давясь горечью сожалений на тему несбывшихся надежд, обменивая карьеру мечты на работу курицы-наседки, либо испытывая чувство вины за то, что отправилась за мечтой, но скинула детей на няню. (Впрочем, такие переживания, как мне кажется, для нашего общества не слишком характерны, поскольку гендерная роль семейной женщины традиционно застилает в глазах большинства любые другие устремления.)
Наниматели играют в демократию с обслуживающим персоналом, но всё больше запутываются, ведь стоит лишь раз сократить дистанцию, и потом восстановить её уже не получится.
Работодатель играет на тщеславии подчиненных.
Дети играют на слабости родителей.
А идеальная няня Луиза играет в жизнь - просто потому, что это последнее, что ей остается.

Конечно, убийцу детей невозможно простить. Но понять её мотивы вполне реально.
И это стыдное чувство узнавания, когда в какой-то степени понимаешь всех, но столь же сильно всех их и ненавидишь, составляет едва ли не главное очарование книги.
Восхитительно тонкий, глубокий и пронзительно грустный текст о сложности человеческих взаимоотношений, эгоизме, предрассудках и одном слегка (лишь слегка!) нездоровом сознании.
Высший балл. И плевать, что думают другие читатели.

У нее не было сил защититься от обвинений, которые, она знала, были отчасти справедливы. Так уж сложилась ее жизнь, как у многих других женщин.

Приятного вам шелеста страниц!

Странная книга… Зыбкая какая-то… Открываешь первую страницу и сразу же погружаешься в какой-то туман. Вроде и место действия известно (Париж) и время четко указано (1965 год), и все равно ощущение, что реальность ускользает сквозь пальцы. Как-будто в какой-то момент ты пересек черту отделяющую обычный логичный мир от мира то ли снов, то ли воспоминаний, то ли еще чего-то полупрозрачного, неощутимого…

Вместе с ГГ, потерявшим много лет назад память, мы бродим по этому миру в поисках ответов на вопросы. Кстати, сразу приготовьтесь, что ответы вы получите далеко не на все, а те, что получите, не факт, что правдивы, это уж точно не детектив о человеке, расследующем свое прошлое. Это какая-то попытка поисков себя, переосмысление пройденного пути, возможно, еще что-то, что вертится на кончике языка, но никак не обретет четкую форму…

Двигаясь от одного человека-ниточки к другому, мы будем сталкиваться с персонажами, которые порой не несут ни нам, ни ГГ никакой новой информации о том, что нас так занимает. Некоторые возникают и растворяются на страницах романа, казалось бы, без всякой на то причины. Русские эмигранты, бежавшие от советской власти. Люди, оставшиеся не только без семейных поместий, земель и драгоценностей, но и без Родины, гражданства и паспорта. Разорившиеся аристократы с острова Маврикий. Английские подданные, оказавшиеся в свое время в оккупированной немцами Франции как в ловушке. Люди, судьбы, события… Несвязанные между собой напрямую, но вот только ниточки сквозь время и пространство связали их в какой-то замысловатый клубок, распутать который не под силу ни им, ни нам, ни ГГ.

Книга неожиданно очень попала мне в настроение. Для меня она очень осенняя, меланхоличная, спокойная, пропитанная туманом и сыростью. Как раз то, что нужно, когда погода все же решила, что пришла пора лету и теплу уходить. За окном который день гудит ветер, на коленях примостилась кошка, на пару с которой вы пытаетесь согреться. В таком настроении очень приятно поперебирать обрывки чужих воспоминаний о прожитых жизнях. Коробки с фотографиями, бессмысленные для постороннего человека памятные безделушки, исчезнувшие под гнетом времени рестораны и гостиницы, опечатанное фамильное поместье, потерпевшая крушение яхта… Роман как старинный сундук набит подобными образами утраченного, потерянного, разрушенного…

Так нужны ли здесь ответы на вопросы? Принесут ли они хоть что-то помимо чувства утраты?..

По мере того как ночная тьма уступала место белому ватному туману, сквозь который еле проступали иглы пихт, во мне крепла уверенность, что никто не станет нас здесь искать. Мы ничем не рисковали. Мало-помалу мы становились невидимками. Даже наша городская одежда, которая могла бы привлечь к нам внимание — рыжее пальто и темно-синяя фетровая шляпа Вилдмера, леопардовое манто Гэй и пальто Фредди из верблюжьей шерсти, его зеленый шарф и черно-белые ботинки для игры в гольф, — все это растворялось в тумане. Кто знает? Может, в конце концов мы вообще исчезнем. Или от нас останутся только капельки влаги, липкая сырость, которую не удается стереть рукой с запотевшего окна.

Дальше...

Очень сильные впечатления! Слышал довольно много реплик в отношении Гонкуровской премии, что она дескать выродилась и что там всякая шняга валяется, но вот как по мне, так этот роман вполне достойно занимает своё место в списках номинантов и лауреатов (премия за 1994 год).

Автор придумал интересную двойную матрёшку. А для того, чтобы плавно ввести читателя в повествование, он начинает его с самых азов — практически с момента появления главного героя на свет. И страницы детства нашего цыганского араба (или арабского цыгана... хотя нет, для цыган он так и не стал своим), его детства и юности представляют свой особый интерес. Потому что мы оказываемся как бы внутри сообщества этих рассеянных по всему миру людей, и пусть нам в этой книге не расписывают быт и культуру цыган, однако некоторые весьма любопытные их нравы и обычаи выползают на поверхность "погреться".

Когда начинается вторая сюжетная часть романа, то этот интерес подогревается сначала появлением в повествовании довольно милой гидши с совсем простыми жизненными принципами — начинаешь предугадывать развитие отношений между ней (Валери) и главным героем Аметистом (Азизом) и заранее домысливать развитие сюжета по этой линии и взаимосвязи двух людей и чувств... И попадаешь впросак, потому что Дидье ван Ковелер имеет совсем другие планы и крутит колесо повествования туда, куда нужно ему. Так мы оказываемся внутри дневника (путевого журнала) третьего главного персонажа романа — сопровождающего Азиза в Марокко сотрудника гуманитарной миссии Жана-Пьера. И одновременно мы оказываемся — уже все вместе, и герои романа, и его читателя — внутри мистификации, придуманной Азизом почти бесцельно и случайно, и уж в любом случае бескорыстно и совсем не злонамеренно...

В конечном итоге происходит перемена ролей и едва ли подмена судеб героев книги, а внутренняя матрёшка подобно бутылке Клейна вновь выбрасывает нас на поверхность, вовне, наружу...

Для меня привлекательность, интересность и "хорошесть" этого романа заключается в нескольких моментах. Мне показался интересным авторский стиль. Необычность сюжета тоже сыграла свою роль в форме и размере моих читательских зрачков. Вывернутая лентой Мёбиуса авторская фантазия приподняла над уровнем обыденности и повседневности происходящее А предоставленные автором возможности самостоятельно поразмышлять над нравственными законами и их вариативностью и вовсе сделали этот роман заслуженно гонкуровским и премиальным.

Как же долго и нудно тянулась для меня эта книга. Проблема поколений, поиски главной героини своих истоков, чтобы понять на какой стороне находиться: француженка, в силу рождения на этой земле, или алжирка по крови.

Книга делится на три большие главы - три поколения одной семьи. Первую часть я начала, но настолько она меня задушила, что пришлось пролистать до второй.. но и тут то же самое. В итоге прочитанной оказалась только часть про нашу главную героиню, с которой собственно и начинался пролог. Наима из-за своей работы получает возможность побывать на родине предков. Долго думает над этим вопросом, но в конечном итоге едет. Нельзя сказать, что после поездки она резко остановилась и поняла: " Я алжирка! Мой дом здесь!". Это просто-напросто нелогично, ведь родилась и выросла она во Франции, все ее друзья в основном французы, даже культура по большей части - французская. Так и вышло. Несомненно это путешествие оказало на нее влияние, дало ей силы двигаться вперед и добрую порцию вдохновения. Однако у меня сложилось стойкое ощущение, что это частично автобиографическая книга.

Также в произведении поднимаются темы войны и взаимоотношения людей разных рас. Тяжелые моменты, какие-то исторические заметки - всё это автор медленно описывает и подводит к жизни отдельной семьи, семьи Наимы.

Такие большие книги, по большей своей части бессюжетные, читаются мной крайне сложно. Собственно оценивать данное чудо еще труднее. Книга однозначно на любителя.

Очень часто, когда я читаю книги удостоенные различных литературных премий, бывает трудно понять, почему именно это произведение получило награду, чем оно лучше других ему подобных. И эти сомнения возникают совсем не потому, что читаемая книга чем-то плоха, совсем нет – она может быть отлично написана и вызывать нешуточный интерес. Просто я не всегда вижу в ней что-то особенное, оригинальное, то, что выделяет этот текст из множества других, делает первой среди лучших.
С этим романом никаких сомнений не было. Великолепная, ни на что не похожая проза, неожиданная и шокирующая. Шокирующая своей простотой и обнаженностью. И Гонкур здесь более чем заслужен.
Я даже не знаю, что произвело большее впечатление: сама рассказанная история отношений арабского мальчика и бывшей проститутки, которая под старость открыла

внесемейный пансион для малышей, которые родились неправильно…

, или то, как именно она рассказана.
Просто поразительно, как нестандартно описывает этот мальчик мир, окружающий его, насколько непривычно его восприятие действительности. Какие, кажущиеся со стороны странными и неожиданными, он делает выводы из происходящего и какие поступки совершает.
А еще он говорит о любви, о понимании, о доме, который должен быть у каждого, и о хороших людях, во многом кажущихся чудными, но всегда готовых прийти на помощь... он познает жизнь и мечтает о будущем... как умеет... как понимает...
Эта очень грустная история, написанная потрясающе душевно и искренне, и не лишенная юмора, зацепила очень сильно.
И это при том, что мне не слишком нравятся книги, написанные взрослыми от лица детей, неважно хоть 5ти, хоть 10ти, хоть 15ти лет, потому что далеко не всегда это получается действительно правдоподобно. Очень трудно в зрелом возрасте опять вернуть себя в детство, вспомнить мысли и эмоции ребёнка. Здесь же монолог от лица юного Момо выглядит невероятно органично, действительно по-детски непосредственно и наивно.
Читая этот роман хочется плакать и смеяться одновременно, а перевернув последнюю страницу, волей-неволей задумываешься о жизни.
Браво, Эмиль Ажар!

Наверное, объявлять Ромена Гари во всех его многочисленных ипостасях своим новым любимым писателем было бы слишком смело. Прочитав одну маленькую книгу, претендовать на столь внушительного литератора целиком - экая дерзость. Но что я могу поделать, если "Вся жизнь впереди" - это не книга, а праздник? Я её читала и мысленно повторяла всё время: "дожила до счастливых времён, дожила, вот ради чего я открываю для себя новых авторов, вот кого ищу". Уверена, я буду возвращаться к творчеству Ромена Гари снова и снова, даже если остальные его книги не очень похожи на этот роман. Мне кажется, что печаль и доброта, освещающие каждую страницу книги "Вся жизнь впереди", должны быть свойственны всему его творчеству, потому что то же самое выражение хранят глаза писателя на всех фотографиях, которые я видела.

Сюжет, место действия и персонажи
Этот роман написан от лица арабского мальчика, ни возраст, ни происхождение которого поначалу неизвестны. Около десяти лет, воспитывается в мусульманской вере, сын шлюхи - вот и всё, что он сам про себя знает. Живёт Мухаммед-Момо в Париже; ясное дело, не в парадной его части, а в бедных кварталах, населённых арабами, евреями и неграми - "настоящий француз" здесь попадается так редко, что почти в диковинку. Воспитывает Момо старая еврейка, мадам Роза, и весь роман посвящён их непростым, но очень трогательным взаимоотношениям. Непростым - потому что за содержание Момо платят, ведь мадам Роза содержит подпольный пансион для детей шлюх; но при этом их связывают очень крепкие чувства (и не надо видеть в этих словах пошлый смысл). Такой выбор главных героев - старуха и ребёнок - делает книгу особенной. Не зря есть поговорка: "старый, что малый". Эти жизненные периоды действительно очень похожи, ведь и начало жизни, и её конец отмечены особой беззащитностью. И дитя, и старик слабы, нуждаются в других людях, мучительно жаждут любви и близости кого-то, кто мог бы помочь, защитить и утешить. Самый жуткий страх, преследующий Момо: "остаться без никого". Со всей детской непосредственностью он говорит, что будь у него выбор, он бы, конечно, выбрал кого-нибудь получше, чем старая, разваливающаяся еврейка, да и ей бы не помешала опора понадёжнее, чем десятилетний мальчишка - но ничего не попишешь, у них есть только они сами. Двое беззащитных пытаются помочь друг другу, и от этого просто сердце щемит. По мере того, как мадам Роза дряхлеет, а Момо растёт, они начинают меняться ролями - уже не старший ухаживает за младшим, а наоборот. Но вот в чём фокус: в сознании мальчика эта смена произошла намного раньше. Приведу один отрывок:

Но счастье начало от нас отворачиваться. До той поры мои чеки приходили хоть и нерегулярно — иные месяца проскакивали всухую, — но все-таки приходили. И вдруг как отрезало. Два месяца, три — ничего. Четыре. Я сказал мадам Розе, думая об этом так сильно, что голос дрожал:
— Мадам Роза, не надо бояться. Вы можете положиться на меня. Я не собираюсь бросать вас только потому, что вы не получаете больше денег.
Потом я взял Артура, вышел и сел на тротуар, чтобы не реветь у всех на глазах.

Он боялся не того, что раз за него больше не платят, то мадам Роза его выгонит на улицу. Он боялся, как бы она не подумала, что теперь он её бросит. За неё боялся, не за себя.
И ещё одно делает их очень близкими и похожими: в глазах ребёнка-рассказчика дети и старики как бы лишены личности, им всё время грозит опасность стать никем. Про мадам Розу он говорит так: "Да ведь она уже никакая не еврейка, она вообще никто, просто у нее везде болит". Про самого себя, выгуливая украденного пса, он думает: "Теперь и я что-то значу, ведь я — это все, что у него есть на свете". Если вдуматься, устами младенца в очередной раз глаголет истина: он отвергает идентификацию человека по его национальности как надуманную и лишённую смысла, и видит важность человека прежде всего в том, помогает ли он кому-нибудь выжить. "Никем" человека делают одиночество, боль и страх.

Особенности рассказчика
Поскольку мальчик, рассказывающий нам эту историю, вырос не в самых подходящих условиях, почти совсем не учился в школе, а окружают его сутенёры и проститутки, стиль его речи просто неподражаем. Книга битком набита смешными наивными рассуждениями ("...уеду в Алжир и там поступлю в полицию — там в полицейских самая большая нужда. Во Франции алжирцев гораздо меньше, чем в Алжире, так что у фараонов здесь и работы меньше"), не к месту употреблёнными фразами, ошибками и смешением низкого и высокого стилей. Время от времени начинаешь просто неудержимо хохотать, настолько милый этот рассказчик. Одну его фразочку я даже взяла на вооружение: "Жизнь у меня и так все время повседневная, но бывают минуты, когда я чувствую себя еще поганей". Лучше и не скажешь.

В общем, ребёнок у Ромена Гари получился вполне убедительным, и книга определённо много выиграла благодаря этому. Но нельзя сказать, что ребёнок-рассказчик совсем заслонил взрослого автора. Вдумавшись в смешные высказывания Момо, можно и разрыдаться, столько в них отражается несправедливости: он транслирует предрассудки, полученные от взрослых, в основе его наивных рассуждений заложена их уродливая картина мира. Для своего возраста он видел и слышал слишком много плохого, у него, в сущности, не было детства. Про одного из воспитанников мадам Розы он говорит: "ему стукнуло целых четыре года, а он все еще радовался жизни". Фразу "вся жизнь впереди" он воспринимает как обещание ещё большего дерьма. Однако время от времени Момо становится слишком глубоко чувствующим и понимающим для подростка, автор подсказывает ему слова, которых у него, как мне кажется, не может быть. Это самые трогательные отрывки, вроде вот этого:

Тут у нее случился небольшой заход в пустоту, и она несколько мгновений была в простое, как заглохший старый драндулет. Я подождал, пока она включится, держа ее за руку, потому что она все-таки не драндулет.

или вот этого:

Но не думайте, будто мосье Хамиль уже не отвечал за свои действия и ничего не стоил. Старики имеют такую же ценность, как и все прочие, даже если ссыхаются. Они чувствуют так же, как и мы с вами, а иногда это даже причиняет им еще большие страдания, чем нам, потому что они уже не могут себя защитить. Но на них набрасывается природа, которая бывает порядочной скотиной и заставляет их подыхать как на медленном огне.

Честное слово, мне хочется разреветься, но именно здесь рассказчик становится условным, это уже близко к голосу самого автора. Впрочем, я вовсе не говорю, что это плохо. По-моему, роман написан блестяще, а небольшие отступления от образа главного героя полностью оправданы. Не будь под смехом спрятано столько печали и глубокого смысла, разве была бы эта книга так хороша?

Настроение
В сущности, книга очень оптимистичная. Несмотря на то, что она повествует о таких тяжёлых вещах как сиротство, страх одиночества, проституция, никому не нужные старики и дети, брошенные умирать на чердаках... Но в противовес несправедливому устройству общества, люди здесь - братья. В тяжёлых ситуациях на выручку приходят соседи, знакомые и просто собратья по несчастью; вопреки всяким национальным розням компания у Момо подбирается пёстрая и доброжелательная. Сам главный герой очень мил и светел, никаких особенных грехов за ним не числится, хоть и вырос он на самом дне. Если сравнить его с главным героем "Смерти в кредит", то Момо - это ангел с сияющим нимбом и белоснежными крыльями. Чёрт побери, да я и правда верю в то, что он напишет своих "Отверженных", как обещал мосье Хамилю и доктору Кацу! Отношения между мадам Розой и Момо - самая искренняя любовь, радостно и больно смотреть, как он её поддерживает и как безумно боится потерять. Даже жестокий, попахивающий безумием финал автор быстро замазал чем-то вроде хэппи-энда, который подозрительно напоминает "Бога из машины".
Тем не менее, ни слащавой, ни давящей на жалость, ни неправдоподобной эта история мне не показалась. Возможно, автор просто хотел, чтобы читатель думал, а не рыдал?..

"Надо любить" - этими словами Момо завершает свою историю, и вряд ли можно лучше передать смысл книги. Надо любить. Надо не бояться любить.

P.S. Все приведённые цитаты - из перевода Орлова. Я пробовала читать оба имеющихся перевода, Орлова и Цывьяна, и остановилась на первом. Второй хотя поживее и покрасочнее, но не такой трогательный, в нём почему-то меньше этой светлой грусти, которая так меня привлекла. Я даже статью нашла, в которой рассуждают о близости этих переводов к оригиналу, если кому интересно, вот ссылка.

Кое–кто говорит, что жизнь похожа на бутерброд, намазанный сам знаешь чем, и что едят его понемногу каждый день. Так что всякого дерьма здесь хватает с лихвой.

История, наполненная беспросветным отчаянием, причем плохого настолько много, что в какой-то момент возникает ощущение гротеска, смакования страданий. За персонажами начинаешь наблюдать отстраненно, без активного сопереживания, ибо контрасты отсутствуют, все действующие лица или изначально с червоточиной, в которой копошатся черви, либо изуродованы обстоятельствами, другими людьми. В какой-то момент возникает даже ощущение, что автору намеренно нравится возводить воздействие обстоятельств в абсолют, из всех возможных вариантов демонстрировать наиболее худший, даже если это плохо получается согласовать с мотивами и ранее описанным поведением героев.

Николь в тринадцать лет подверглась групповому изнасилованию, в результате которого забеременела. Её родители отреагировали на это в духе "сами виновата, ещё и семью опозорила, маленькая дрянь". И, пожалуй, удивляет не подобная реакция и не последующие упреки, а то, что эти люди, которые считали свою дочь ещё совсем ребёнком, поощряли её общение со взрослым мужчиной (одним из насильников) даже тогда, когда поняли, что интерес его отнюдь не является проявлениями дружеских чувств. Наоборот, когда он заговорил о возможном браке через год-другой, они даже обрадовались и устроили праздник, а не выгнали этого педофила. Далее нравы местных начинают скатываться в более темные глубины мракобесия, хотя события и разворачиваются в недалеком прошлом. Вариант с абортом, выполненным квалифицированными специалистами, почему-то даже не рассматривался, зато были кустарные попытки спровоцировать выкидыш, временами похожие на безжалостные истязания, а временами отдающие маразмом (нужно держать поднятыми над головой, чтобы плод удушило пуповиной). Но вопреки всем ужасам ребенок благополучно появился на свет. Отдать его в приют почему-то тоже даже не подумали, убить — грех, зато надеяться, что сам умрет и создавать для этого условия, — не злодеяние. Один раз была предпринята попытка вручить несчастного ребенка тетушке, которая недавно потеряла своего сына, но после первого же неприятного происшествия его забрали и вновь поселили на чердак, хотя тетушка по-прежнему проявляла к нему живой интерес и готова была взять к себе навсегда.

Все персонажи с гнилью или отклонениями, к середине истории начинаешь бесконечно уставать от этого парада цирковых уродов. Николь, затравленная постоянными обвинениями родителей, не может пережить и отпустить полученную травму, живет с ужасом, отвращением. Она безжалостна к другим, особенно к собственному сыну, но разрушает и себя. Людо, тот самый сын, становится одержим получением внимания матери, игнорируя и отталкивая других людей, которые пытаются дать ему хоть немного любви. Мишо, уже немолодой мужчина, который взял Николь в жены и попытался создать с ней нормальную семью, хоть и был добр к Людо, но отличался поразительным умением закрывать глаза на неприятное, избегать с помощью постоянных уступок открытых конфликтов, даже если это идет вразрез с его совестью. Также в наличии сын Мишо, Татав, с садистскими наклонностями, и обширная галерея обитателей Центра, где содержатся умственно неполноценные или люди с незначительными психическими проблемами, которые не агрессивны.

На мой взгляд, даже при небольшом объеме роман затянут, содержит множество сцен без особой смысловой нагрузки — мерзость ради мерзости: Татав, подглядывающий за переодевающейся девушкой, подробности частных отношений персонала Центра. Финал печален, но закономерен, при такой концентрации мучений более светлый исход представить сложно.

"... дети - это слишком непорочное счастье, оно мимолетно и непостоянно.
Дети - это вечная метаморфоза..."

Когда я прочитала книгу и дошло дело до необходимости поставить ей оценку, я оказалась в замешательстве. "Идеальная няня" для меня - не то произведение, к которому можно применить фразы вроде "мне понравилось" или "мне не понравилось". Все намного сложнее и не поддается измерению такими однозначными категориями. Но если уж задаться подобной целью, то в равной мере можно сказать и то, что книга мне понравилась, и то, что не понравилась одновременно. Не понравилась сама тема произведения- ну не могу я читать книги, в которых есть дети, которые страдают/брошены/покинуты или что-то в этом роде. Но при всем этом я не могу не отметить мастерство автора - история, написанная без каких либо особых подробностей и деталей, а вроде как штрихами, вызывает бурю эмоций... Меня просто-напросто накрыл шквал чувств! Да, они все отрицательные, конечно, но зато какие сильные!

Я в жизни могу понять многое. Не принять, но понять уж точно. Но никогда я не пойму и не приму одного - как можно причинять зло и боль детям и животным. Для меня люди, которые на это способны, - конченные люди. Поэтому с первой страницы, когда автор дала нам понять, что совершила Луиза, у меня в голове крутилась навязчивая мысль - такие как она не имеют право жить в социуме, именно ради таких мразей и должна существовать смертная казнь. При чем, не в виде инъекции или какой-нибудь безобидной таблетки, а жестокая и мучительная - как любили в древности и Средневековье! А если кто-то скажет мне, что Луиза больной человек и ее просто нужно лечить - идите к черту со своей гуманностью!

Вообще в этой книги все взрослые не вызывали у меня симпатий. Ну, с няней все и так понятно - сумасшедшая маньячка, помешавшаяся на чужой семье, вцепившаяся в нее как клещ и не желающая расстаться с ней ни за какие коврижки. Задавшаяся целью остаться любой ценой. Конечно, чужая семья всегда кажется лучше своей! И вместо того чтобы навести порядок и жить в ладу со своим мужем и дочерью, главная героиня завидовала тем семьям, в которых она служила. Вот честно, если бы я была из тех работодателей, которые нанимали Луизу еще когда с ней жила Стефани, и увидела бы ее дочь - выгнала бы сразу без выходного пособия! Вы же не идете к парикмахеру, у которого вместо волос на голове какая-то пакля, в которой кишат вши? Так как можно доверить воспитание детей человеку, который не может справится с одним единственным ребенком - СВОИМ?!

Не знаю кого как, а меня бесит посягательство на мое личное пространство. Я ненавижу, когда трогают мои вещи, когда видят изнанку моей личной жизни. Поэтому я не представляю как Мириам и Поль могли впустить в дом человека с улицы, как они спокойно оставляли ее в своей квартире, как позволяли менять постель, стирать белье... Это выше моего понимания! Карьера карьерой, но полностью взвалить всю свою жизнь, кроме работы, на постороннего человека... У меня мурашки шли по коже, когда Луиза ходила голой по их квартире, брала их полотенца... Бррр! Для меня это дико, это вызывает отвращение... Как будто твою жизнь и твою квартиру осквернили... Я не понимаю, как можно было подпустить к себе няньку настолько близко, что стерлись все границы между нею и членом семьи. Как можно позволить ей верховодить воспитанием детей? Она - наемный работник и, простите мне мой снобизм, но она - прислуга, выполняющая то, что поручено ей работодателем! При первых звоночках о перетягивании одеяла на себя ее надо было гнать вон!!!

А звоночков-то было немало... И если я в отличии от Поля ничего крамольного в том, что няня накрасила девочку не вижу - это все еще можно было объяснить игрой, то скелет курицы, вернувшийся обратно из мусорного бака на стол, - это уже явный перегиб! Но что Поль, что Мириам закрывают на это глаза, потому что Луиза выгодна им, безотказна, всегда останется сверх положенного времени, всегда согласится выполнить ту работу, которая не входит в полномочия няни! Они просто полностью абстрагировались от детей, вручив их Луизе, и наслаждались той жизнью, которую не могли иметь из-за рождения двоих детей!

Я возненавидела Мириам и Поля за их желание сбросить с себя детей и полностью переложить заботы о них на кого-то другого. Конечно, Мириам, забеременев впервые в 18 лет, вряд ли отдавала себе отчет, что за собой повлечет рождение ребенка и к какой жизни теперь стоит готовиться... Но взялся за гуж, не говори, что не дюж! Решила завести детей - усмири на время свои амбиции, вырасти их хотя бы до того возраста, когда можно сдать в сад и вперед - иди работай, реализовывайся как специалист, покоряй карьерные вершины! А не можешь или не хочешь так - значит, не настолько сильно хочешь детей! Сейчас нет налога на бездетность, никто никого не принуждает обзаводится потомством, никто уже косо не смотрит на пары, выбравшие жизнь в стиле чайлд-фри! А еще меня особенно повеселило то, что, забеременев Адамом, она всем говорила, что ее подвели противозачаточные! Ну что за детский сад, блин!? :))

Поль, конечно, тоже хорош. Практически сразу возненавидел Луизу, миллион раз возмущался ее поведением, но не смог довести свое недовольство до логического конца. А все почему? Потому что няня была удобна, она уберегала его от многих проблем бытового характера, которых он знать не желал! В результате вырисовывается занимательная картина - все в той или иной мере видела, что с Луизой что-то не то, но ничего не предприняли... И случилась беда...

Это небольшое по объему произведения я читала несколько дней. Тема была мне настолько неприятна, что я не могла подолгу проводить время с этой книгой. Но и отложить далеко не получалось... Что-то в стиле "вроде отвратно, а тянет обратно"... Думаю, что книгу будет полезно почитать не только тем, у кого есть дети, но у кого, как и у меня, пока их нет, и взять на вооружение кое-что из нее. Понятное дело, что после прочтения может развиться к няням и воспитателям болезненная подозрительность, но заранее предупрежден - это практически что вооружен и в некоторых вопросах излишняя подозрительность и предубежденность все же лучше чем халатное попустительство, равнодушие и небрежность... Все таки не зря автору дали Гонкуровскую премию...

P.S. Кстати, в некоторых источниках встречается информация, что название книги переводили как «Сладкая песнь». Что ж, вполне оправданный вариант - уж очень сладкий мед поначалу лила Луиза в уши Мириам и Поля...

P.P.S. Очень интересно вышло с тем, что Мириам, будучи сама эмигранткой, не хотела нанимать на работу няню не-француженку - мол, по ее версии только француженка могла бы хорошо управляться с ее детьми... Парадоксально, но ни с одной приезжей няней из парка возле их дома подобной ситуации не случилось, а с француженкой Луизой - пожалуйста! Вот как глупый стереотип сломал всю жизнь...