Евгений Баратынский — о поэте

Предложить изменения

пансиона Баратынский перешёл в Пажеский Его Императорского Величества корпус, в письмах матери писал о своём желании посвятить себя военно-морской службе.

Компания товарищей, в которую попал Баратынский в корпусе, развлекалась весёлыми проделками, в конце-концов украли у отца соучастника (он сам предоставил ключ) пятьсот рублей и черепаховую табакерку в золотой оправе. Это происшествие привело к исключению из корпуса, к изменению всей линии жизни и к тяжёлой психотравме, отразившейся на «сумрачной» поэзии Баратынского.

После исключения из корпуса пятнадцатилетнему Баратынскому было запрещено поступать на государственную службу, кроме военной — солдатом. Покинув столицу, Баратынский несколько лет жил частью с матерью в Тамбовской губернии, частью у дяди, брата отца, отставного вице-адмирала Богдана Андреевича Баратынского, в Смоленской губернии, в сельце Подвойском.

В деревне дяди Баратынский нашёл небольшое общество весёлой молодёжи, начал писать стихи. Подобно многим другим людям того времени, он охотно писал французские куплеты. От 1817 года до нас дошли уже русские стихи, довольно слабые. Но уже к 1819 году Баратынский вполне овладел поэтической техникой, его стих стал приобретать то «необщее выражение», которое впоследствии он сам признавал главным достоинством своей поэзии.

В 1819 году Баратынский поступает рядовым в Лейб-гвардии Егерский полк. Вместе с Дельвигом он снимает квартиру, знакомится с Пушкиным и Кюхельбекером, начинает печататься: послания «К Креницину», «Дельвигу», «К Кюхельбекеру», элегии, мадригалы, эпиграммы.

В 1820 году был произведён в унтер-офицеры и переведён из гвардии в Нейшлотский пехотный полк, стоявший в Финляндии в укреплении Кюмени и окрестностях.

В Москве, 9 июня 1826 года, Баратынский женился на Настасье Львовне Энгельгард (венчание происходило в церкви Харитония в Огородниках); тогда же он поступил на службу в Межевую канцелярию, но скоро вышел в отставку. Его жена не была красива, но отличалась умом, ярким и тонким вкусом. Её непокойный характер причинял много страданий самому Баратынскому и повлиял на то, что многие его друзья от него отдалились. В мирной семейной жизни постепенно сгладилось в Баратынском всё, что было в нём буйного, мятежного; он сознавался сам: «Весельчакам я запер дверь, я пресыщен их буйным счастьем, и заменил его теперь пристойным, тихим сладострастьем».

Известность Баратынского, как поэта, началась после издания, в 1826 году, его поэм «Эда» и «Пиры» (одной книжкой, с интересным предисловием автора) и, в 1827 году, первого собрания лирических стихотворений — итог первой половины его творчества. В 1828 году появилась поэма «Бал» (вместе с «Графом Нулиным» Пушкина), в 1831 году — «Наложница» («Цыганка»), в 1835 году — второе издание мелких стихотворений (в двух частях), с портретом.

В 1842 году Баратынский, в то время уже «звезда разрозненной плеяды», издал небольшой сборник своих новых стихов: «Сумерки», посвящённый князю Вяземскому. Это издание привело к новому удару судьбы, от которого Баратынский оправиться не смог.

На фоне и вообще пренебрежительного тона критики на сборник удар нанёс Белинский, решивший, что Баратынский в своих стихах восстал против науки и просвещения. Это было больше, чем глупостью.

В стихотворении: «Пока человек естества не пытал» Баратынский развивал мысль своего юношеского письма: «Не лучше ли быть счастливым невеждою, чем несчастным мудрецом». В поэме «Последний поэт» он протестовал против того материалистического направления, которое начинало определяться в конце 30-х — начале 40-х гг. в европейском обществе — будущее его развитие Баратынский прозорливо угадал. Боратынский отвергал исключительное стремление к «насущному и полезному», не был против познания вообще. Необходимость знания именно Баратынскому всегда была близка и дорога. Это был «мыслящий» поэт.

Баратынский ответил стихотворением «На посев леса». Считается, что Белинского имеют в виду слова: «кого измял души моей порыв, тот вызвать мог меня на бой кровавый» (тот мог стремиться опровергнуть именно мои, Баратынского, идеи, не подменяя их мнимой враждой к науке); но, по мнению Баратынского, этот противник предпочёл «изрыть под ним сокрытый ров» (то есть бороться с ним несправедливыми путями). Баратынский заканчивает стихотворение угрозой, и вовсе после этого отказывается от поэзии: «Отвергнул струны я». Но такие обеты, если и даются поэтами, обычно не исполняются.

Осенью следующего года, Баратынский осуществил своё давнее желание — путешествие за границу. Зимние месяцы 1843—1844 годов он провёл в Париже, где познакомился со многими французскими писателями (Альфред де Виньи, Мериме, оба Тьерри, Морис Шевалье, Ламартин, Шарль Нодье и др.).

Чтобы познакомить французов со своей поэзией, Баратынский перевёл несколько стихотворений на французский язык. Весной 1844 года Баратынский отправился через Марсель морем в Неаполь. Перед отъездом из Парижа он чувствовал себя нездоровым, врачи предостерегали его от влияния знойного климата южной Италии.

Едва Баратынские прибыли в Неаполь, как у Н. Л. Баратынской произошёл нервный припадок, что и раньше причиняло много беспокойства её мужу и всем окружающим. Это так подействовало на Баратынского, что у него внезапно усилились головные боли, которыми он часто страдал, и на другой день, 29 июня (11 июля) 1844 года, он скоропостижно скончался.
Его тело было перевезено в Петербург и похоронено в Александро-Невском монастыре, на Лазаревском кладбище.
Газеты и журналы почти не откликнулись на смерть поэта. Сочинения Баратынского в стихах и прозе изданы его сыновьями в 1869 и 1884 годах.

В настоящее время книги Баратынского всевозможных изданий обязательно присутствуют во всех библиотеках России.