4 «‎Этой планете я бы поставил "ноль"!»

Как утверждает один небезызвестный и спорный российский литератор, «Заговор против человеческой расы» — это книга, которая включена в учебную программу по американской литературе «во многих хороших местах». И конечно, для большинства читателей, и особенно живущих в России, эта мысль покажется возмутительной: у нас Лиготти бы запросто могли привлечь за «пропаганду чайлдфри» и «оскорбление чувств верующих». Но это только с одной стороны. С другой, как замечал сам Лиготти, — мы, читатели Гоголя, Достоевского и Толстого, должны лучше многих знать и чувствовать, что такое пессимизм и абсурдность человеческого существования. А потому, мне как кажется, каждый из нас может и должен найти в себе силы ознакомиться с этой квинтэссенцией пессимистической философии (хотя сама работа, строго говоря, философской не является). Правда, лучше это делать на языке оригинала, а не через вот это русскоязычное издание. Поэтичность Лиготти оно вполне передаёт, но обилие орфографических ошибок подчас слишком режет глаз.

В чём состоит несомненная правда и польза Лиготти — человека, который считает жизнь уродливой мутацией, заслуживающей полного уничтожения? Главным образом — благодаря критике тех объективно нелепых механизмов, которые заставляют нас обманывать себя ради выживания. Наши взгляды на мир и нас самих, которые мы бережно конструируем; наши цели и принципы, которых мы придерживаемся; наше искусство как продукт эскапизма — всё это призвано служить одной задаче: отвадить нас от мысли, что после смерти нас ожидает тотальное небытие. И несмотря на то, что мы осознаём факт нашего несуществования до прихода в этот мир, мы не можем представить себе это пугающее загадочное Ничто. Мне близки все эти мысли, и ещё до знакомства с Лиготти я, анализируя японский хоррор «Пульс» Киёси Куросавы, предложил такой визуальный образ: «Всё, что занимает наши мысли и составляет сущность нашей повседневности — это не более, чем тоненькая хрупкая паутинка, натянутая над бездонной непостижимой чёрной бездной». Однако тайна этой бездны нам недоступна — наше человеческое воображение просто не способно сгенерировать что-то, у чего нет хоть какой-то опоры.

Так в чём состоит польза такой критики? Для оптимиста это покажется безумием, но на самом деле автор придерживается радикальной гуманистической философии. Это не типичный гуманизм в классическом его значении: не дайте обмануть себя кошмарными фантазиями о чудовищах и марионетках, к которым так часто прибегает Лиготти. Ставя страдание в центр нашего существования, он предлагает избавиться от него не через постоянное «приглушение» и попытки максимального абстрагирования, а через смерть, потому что жизнь априори включает в себя этот негативный компонент. И даже если вы сохраняете иллюзию, что конкретно в вашей жизни всё хорошо, глобально страдание никуда не исчезает, а персонально вас оно будет ждать в финале. А когда этот финал наступит, мы тоже не можем знать: даже едущий по каким-то своим делам водитель в любой момент может оказаться на скользкой дороге. И все те заботы, весь тот опыт, который он копил в течение жизни, исчезнут в одно мгновение.

Осознание своей смертности, от которого мы привыкли себя ограждать — это полезное знание. Оно позволяет отсекать всё лишнее и не придавать излишнюю ценность тем вещам, которые этого не заслуживают. В этом смысле мне было удивительно встретить строки из «Дао Де Дзин» в книге Лиготти: такое обычно ожидаешь увидеть у Фромма. И хотя помещён этот отрывок в раздел «Уроды спасения», мне кажется, что это — позитивная, хоть и утопичная альтернатива полному вымиранию. Лиготти не испытывает лишних надежд по поводу судьбы человечества: беспристрастно анализируя его историю, он констатирует наше неуклонное движение к закату. Никогда спокойная тихая жизнь в единении с природой не станет чем-то желанным для большинства: даже если наступит апокалипсис, люди, следуя заложенной в них природой программе, продолжат свою экспансию. Точно так же не стоит надеяться и на массовое просветление, тем более что достичь его, по Лиготти, можно лишь случайно — но никак не через медитации и следование священным добродетелям.

И всё же я, несмотря на согласие со многими мыслями Лиготти, вряд ли уйду в радикальный пессимизм. Каждый человек, прочитавший эту книгу, может на уровне личной жизни стремиться к минимизации чужих и своих страданий — в том числе через буддийский отказ от вещей, которые это страдание поддерживают. Кто-то скажет, что это — слабый, в отличие от самоубийства, путь. Однако я бы предложил постараться сделать этот короткий миг нашего пребывания на Земле чуточку лучше, ведь умереть мы все обязательно успеем. Просто не стоит придавать жизни и наполняющим её вещам слишком высокую значимость, чтобы с большим достоинством и смирением встретить свой конец. Так уж вышло, что мы оказались заброшены в этот мир: значит, если мы не можем добровольно из него уйти, мы должны как-то продолжать жить. Думаю, что с этим отчасти бы согласился и сам Лиготти, который не прекращает писать свои рассказы и знакомиться с чужим творчеством — несмотря на то, что лично у него поводов наложить на себя руки явно было немало: писатель всю жизнь страдает от депрессий и кошмаров.

Сами эти состояния — это тоже естественная часть человеческого существования: как говорил один философ: «Вы чувствуете ужас? Прекрасно!». Поэтому текст Лиготти и здесь работает как прививка. Когда ужас настигнет вас, вы будете подготовлены к нему куда основательнее, и едва ли станете добровольно отдавать себя в руки служителям пенитенциарной системы. То, что в «Пролетая над гнездом кукушки» называется Комбинатом — это более подавляющая, более ужасающая структура, чем любые из фантазий хоррор-писателя, который лишь изобличает нашу действительность, словно давая в руки очки из карпентеровского фильма They Live. К слову, даже эту книгу читать мне было несложно: в моей жизни были моменты, когда я испытывал гораздо большую концентрацию кошмара, чем во время знакомства с «Заговором…».

И все же у меня остаётся одно возражение, которое я попробую сформулировать не только для себя, но для читателей этого текста (может быть, найдутся те, кто тоже размышляли в этом ключе). Пессимизм — такое же мировоззрение, как и любое другое: не будучи способными познать объективную реальность, мы обречены строить её модели разной степени убедительности. Не могут помочь выйти за эти пределы нам и машины, потому как они — это тоже продукт нашего, человеческого ума. И хотя мы знаем, что каждого из нас ожидает смерть, я не могу полностью быть уверенным, что за этой границей нас обязательно будет ждать тотальное Ничто или лавкрафтовские чудовища. Потому что это представление, как и любое другое, основано на вере. Мы не можем проверить правдивость религиозной или пессимистической точки зрения, не можем утверждать, чей взгляд на мир правильнее — писателя По или писательницы Радклиф, которых здесь Лиготти противопоставляет. И хотя лично мне, повторюсь, философия пессимизма кажется полезной в силу своей способности разоблачать фальшь и человеческие ошибки — я не могу перестать быть агностиком в вопросе построения максимально законченной и непротиворечивой картины мира. Можете считать такие утверждения защитными механизмами психики, а можете — нежеланием быть частью какого-либо движения: я далёк от того, чтобы ставить себе на аватарку Раста Коула из True Detective, как делали многие школьники в год выхода этого сериала.