Он завис в пространстве, словно затаенное дыхание. Это было почти восхитительно, и даже более того, с приближением вечера он почувствовал что-то вроде счастья, которое не было похоже на счастье от проделанной работы или от чистого отдыха. Просто он укрылся в комнате с кроватью, книгами и письменным столом в тот день, когда воздух снаружи таил в себе опасность. Когда у всех горел в крови огонь, он был безмятежен. Настолько безмятежен, что не мог ни читать, ни думать, просто наслаждался свободой, которую дарило предвечерье, смаковал глубоко, как только мог, это тихое и странное предательство, свой тайный отказ от мира.