Мы – люди лицемерные («Нет ли луку? Потрем глаза» - «Нет, я слюней помажу»), мы люди двуличные, мы готовы кадить этой власти, требовать от нее чего-то, лишь бы она нас не трогала, мы готовы откупаться от нее. И когда мы говорим, что любим ее, нам верить не следует. «Живая власть для черни ненавистна, они любить умеют только мертвых». Но вот одного у нас у всех не отнять – это глубокого, глубоко запрятанного нравственного чувства, той нравственной легитимности, той нравственной санкции, которую мы или даем им, или не даем.
И вот как только мы перестанем ее давать, тут же сразу «кровь хлынула из уст и из ушей». Тут очень странная закономерность. Но закономерность эта, безусловно, есть. Народ не просто гигантская амеба, которая сегодня кричит: «Ура, наш царь! Да здравствует Борис!», а завтра: «Да здравствует царь Дмитрий Иванович!» - нет. Это все-таки темная, лицемерная, жестокая, фальшивая, какая хотите, но это сила, которая в определенный момент вдруг безмолвствует.
И тогда ничего не поделаешь. Тогда кранты. Вот это удивительное пушкинское прозрение о том, что вся власть в России принадлежит только этой загадочной нравственной легитимности.