Больше цитат

Vivian_Darkbloom

26 мая 2013 г., 18:06

Тень государя

Монархия - это дож, в его лице сосредоточены все прерогативы королевской власти. «Он сидит на троне, убранном воистину по-королевски, и все граждане и сенаторы должны разговаривать с ним стоя и снимать шляпу, как перед государем», - отмечает в XVI в. француз Бельфоре. В официальных документах он именуется Государем, а Светлейшая Республика отождествляется с городом, которым он правит. На его имя направляются дипломатические послания, от его имени издаются законы, в ночь выборов чеканят монеты с его профилем.

Его парадное платье «воистину отличается королевской роскошью»: длинный плащ из затканной золотом материи, поверх которого наброшена горностаевая мантия с большими пуговицами по горловине; снизу надето платье из тонкой ткани; на ногах черные туфли, украшенные золотом и пурпуром; красные штаны облегают ноги. В руках у него bacheta, символ власти дожа, напоминающий королевский скипетр. Форма его короны весьма своеобразна, в ней просматриваются византийские мотивы, что, возможно, должно напоминать о политических связях Венеции с Восточной Римской Империей.

Вот как описывает эту корону Монтескье: «Это высокий колпак, украшенный крупными жемчужинами и столь же крупными драгоценными камнями». Колпак блестит, ибо изготовлен из златотканой материи, на производстве которой специализировалась Венеция; золото лежит на нем в два слоя: это настоящее сокровище (zogia, как говорят венецианцы). Среди драгоценностей, украшающих золотой головной убор дожа, выделяются семьдесят редчайших сверкающих гемм (рубин, изумруд, алмаз и двадцать четыре жемчужины в форме капель).

Ритуалы и церемонии, проводимые во дворце, чрезвычайно многочисленны – церемониальный устав дворца содержит описания почти тридцати девяти церемоний, устраиваемых ежегодно по случаю побед и празднеств святых, а также трехсот тридцати семи торжественных литургических обрядов. Во время этих мероприятий дож всегда появляется во всем своем великолепии. Например, во время церемонии вступления в должность он предстает перед народом в сооруженной на помосте часовне, а затем вместе с главным комендантом Арсенала садится в паланкин, который специально отряженные для этого люди проносят вокруг площади, в то время как дож с высоты разбрасывает в толпу новые, только что отчеканенные монеты со своим профилем.

Похороны дожа также являются церемонией, обставленной с поистине «королевской пышностью». Тело дожа выставляется для обозрения в зале Piovego, возле него постоянно дежурят три инквизитора, а также сенаторы и каноники из собора Святого Марка. После того как тело в последний раз покажут толпе, его переносят в церковь Сан-Джованни-э-Паоло, где обычно хоронят дожей. По дороге тело проносят под аркадами Часовой башни, а затем по Мерчерии - путь этот символизирует прощание дожа с городом.

Каждый год в день Вознесения на воду спускается парадная галера «Буцентавр», где на палубе под красным балдахином устанавливают трон, который может соперничать с королевским. Сидя на этом троне, окруженный сенаторами, посланниками и дамами-патрицианками, дож совершает плавание по лагуне. Возле Сан-Никколо дель Лидо дож бросает в волны кольцо, благословленное патриархом, и, обращаясь к морю, произносит: «Мы обручаемся с тобой в знак истинной и вечной власти», - напоминая, таким образом, о священных и славных узах, скрепляющих Венецию с источником ее величия.

Во время andate pubbliche («хождения в народ»), а также посещения монастырей и соборов, - мероприятий, обычно приуроченных к празднованию великих событий в истории Республики, дож появлялся, в зависимости от обстоятельств, в золотом или пурпурном облачении, под зонтиком из расшитого золотом бархата. Например, 25 декабря, на Рождество, дож появлялся в церкви монахинь-августинок в золотом плаще, в окружении сенаторов в парадной одежде из узорчатых тканей, отделанной мехом. А в скоромный четверг, отправляясь в собор Святого Марка на торжественную службу в честь победы над Падуей, одержанной в 11б2 г., дож облачался в бордовый шелк, а все окружавшие его сенаторы были в одеждах пунцового цвета.

По традиции дожа повсюду сопровождал кортеж – процессия, число участников которой определялось в зависимости от каждого конкретного случая. Если речь шла о похоронах, то дожа сопровождали патриции в красных одеждах, капитул собора Святого Марка, музыканты из Королевской капеллы, представители Скуоли гранди, светское и черное духовенство, пансионеры четырех больших Приютов (Ospedali), представители корпораций из Арсенала, трое «адвокатов коммуны» (Avogadori di comun), государственные прокураторы, нотариусы и секретари Канцелярии дожа во главе со своим начальником, ведавшим делопроизводством. В иных случаях, например во время праздника святого Стефана, когда дож на больших, ярко освещенных гондолах отправлялся в собор Сан-Джорджо, свита была не столь многочисленной: советники, «мудрецы», главы Кваранций, судьи гражданские и уголовные и сорок один электор.

Присутствие электоров (избирателей дожа) весьма примечательно с точки зрения субординации государя по отношению к тем, кто вознес его на вершину власти. Ибо, являя собой образец хранителя государевых добродетелей, дож тем не менее был всего лишь образцовым Отцом, но отнюдь не Господином. Даже облаченный в поистине царские одежды, он был всего лишь, по заключению Бельфоре, «государем без власти, государевой тенью».

Дож избирался пожизненно; подобного «навечного» избрания в системе венецианских институтов управления удостаивались только прокураторы Сан-Марко и Великий канцлер, руководивший чиновниками. Дожами обычно становились лица не моложе шестидесяти лет и только по воле избирателей. С самого основания Венеция жила в постоянном страхе перед узурпацией власти какой-либо одной личностью и установлением династического режима. «Мы делаем тебя дожем», - гласила формула избрания государя, и в ней шла речь не о «мы» - величествах, а о «мы» - коллективе, о сорока одном электоре, которые с 1249 г. избирали дожа путем чрезвычайно сложной процедуры, соединявшей в себе элементы жеребьевки и выборов.

Сначала определяли баллотино - юношу, в обязанность которого входило извлечь из сумки баллоты - маленькие шарики, с помощью которых выбирали первых тридцать электоров, начинавших долгую процедуру избрания дожа. Выбор баллотино доверяли воле божества и случая: процедура избрания происходила в тот же день утром, по выходе из собора Святого Марка, избирателями были самые молодые советники. Дальнейшая чрезвычайно сложная и запутанная процедура избрания дожа изложена в популярной считалочке:

Совет избирает тридцать советников,
Из них дальше выбирать будут девять,
Которые, в свою очередь, выберут сорок;
Затем из них отберут двенадцать тех,
Кто славу стяжал заслуженно;
Те еще двадцать пять назовут, но из них
Останется только девять,
И они, в согласии между собой,
Сорок пять назовут,
Из которых одиннадцать лучших
Выберут сорок и одного,
Тех, кто в зале, плотно закрыв его двери,
Двадцатью пятью голосами - не меньше! -
Выберут светлейшего государя, кто станет править
И издавать уставы, указы и законы.

Процедура эта продолжалась около трех дней. Во время, так сказать, «первого тура», должен был быть избран сорок один электор. На следующем этапе происходили собственно выборы дожа: им становился кандидат, получивший первые двадцать пять голосов; процедура эта могла быть более или менее продолжительной в зависимости от личности претендентов и политических интриг. О смерти прежнего дожа объявляли только после начала выборов - в 1741 г. смерть дожа Луиджи Пизани хранили в секрете целых восемь дней, ибо на время выборов образовался вакуум власти.

Политическая функция дожа сводилась прежде всего к запретам и контролю. В соответствии с ритуалом дож, вступая в должность, произносил торжественную клятву; за соблюдением ритуала наблюдали трое «корректоров». В присутствии своих советников новый дож присягал не превышать пределов вверенной ему власти и разоблачать тех, кто в обмен на свои услуги станет подстрекать его превысить свою власть. Затем шли запреты, цель которых была оградить Республику от любых попыток установления династического правления и укрепить независимость Венецианского государства от иностранных держав.

Так, стать членами Сената могли только сын и старший брат дожа (в крайнем случае, его племянник), да и то без права голоса. Родственники дожа не имели права занимать управленческие должности (Reggenze) ни в Венеции, ни тем более за границей. Дож и его семья не имели права поддерживать контакты с деятелями церкви, чтобы не вносить смуту в разделение властей, ибо это разделение составляло одну из основ венецианской конституции. Дожам не дозволялось вступать в контакты с посланниками, все письма свои и прошения эти последние должны были передавать в Коллегию, дож даже не имел права распечатывать эту корреспонденцию, равно как и любые официальные письма, без присутствия своих советников. Также он не имел права лично отправлять письма иностранным дипломатам, принимать и выслушивать в своих личных апартаментах легатов, нунциев, посланников или же чиновников по особым поручениям.

Разумеется, не может быть и речи о том, чтобы дож обогатился или расширил свои вотчины, воспользовавшись своим «служебным положением». Когда кандидат избирался дожем, предполагалось, что он уже обладает солидным состоянием; последнего венецианского дожа Лодовико Манина, уроженца Фриуля, избрали буквально насильно, против его воли, и исключительно по причине его огромного состояния. Цивильный лист дожа был весьма скромен: государь был занесен в список чиновников, состоящих на жалованье у Республики («госслужащих»), и ему еженедельно, каждую среду, выплачивалось по сто цехинов, иначе говоря, дож получал 14 258 дукатов в год. Роскошны празднества, все эти балы, банкеты и фейерверки, которые ему приходилось устраивать по случаю свое вступления в должность, оплачивались из его личных средств, равно как и поддержание в порядке и обустройство дворца и часовни.

Дож своим собственным имуществом отвечал за сбалансированность бюджетной сметы на содержание дворца; он мог взять взаймы определенную сумму на покрытие неотложных расходов, связанных с исполнением должности, однако после его смерти наследники обязаны были в недельный срок вернуть долг в общественную казну: в противном случае они лишались права занимать государственные должности.

Хотя дворец именовался Дворцом дожей (Палаццо дожей), он, тем не менее, не являлся собственностью его обитателей. Дворец считался общественным зданием, и дож, согласно особому постановлению, был обязан бесплатно селить в специально отведенных для этого помещениях некоторое количество «бедных ремесленников». Эти дополнительные помещения находились на задворках дворца, ближе к Рио делла Каноника. Собственно дворец был прежде всего зданием, предназначенным для работы правительства, поэтому среди одиннадцати комнат, отведенных лично дожу, большинство являлись приемными.

Таким образом, частной жизни у дожа практически не было. Дож - собственность Республики, узник собственного дворца - так отзывались о дожах многие их современники. Начиная с 1355 г. дож уже не имеет права покидать остров Риальто более чем на пять дней, и ему приходится довольствоваться садами и радостями Джудекки. Впрочем, общественная жизнь Дожа насыщена до предела. Он председательствует в Большом совете, в Сенате, в Кваранциях. Все приемные дни он вместе с шестью советниками из своего Совета обязан сидеть и выслушивать просьбы и прошения. Каждую среду он посещает местные судебные ведомства, коих в XVIII в. насчитывалось от двухсот пятидесяти до трехсот, и проверяет их работу. Он регулярно созывает дворцовых судей, дабы «приободрить их и побудить работать еще лучше», и следит за чтобы ночные караульные сообщали в Кваранцию по уголовным делам обо всех случившихся убийствах и ограблениях.

Дож являлся гарантом честного проведения выборов на все судебные должности и в советы; также в его обязанности входили наблюдение за финансами и формирование финансовой политики. Каждую неделю дож совещался с чиновниками из налоговой службы, службы водоснабжения и службы фортификаций. Он осуществлял надзор за работой «адвокатов коммуны» и обязан был утверждать все отчеты о расходовании общественной казны.

Каждое воскресенье он принимал чиновников из магистратур Риальто и Сан-Марко и, в частности, ответственных за снабжение города зерном. Каждый триместр он был обязан посетить Арсенал с инспекционной проверкой. Ознакомившись даже с частью обязанностей дожей, удивляешься, как столь многосторонней деятельностью могли заниматься лица, в большинстве своем достигшие почтенного возраста.

Впрочем, дожи часто дремали в Большом совете, и в 1538 г. было решено украсить кресло дожа золочеными перилами, обитыми малиновым бархатом, дабы его светлость мог на них опереться, ежели начнет дремать.

Но в сущности деятельность дожей сводилась главным образом к побуждению, убеждению и надзору. По словам делла Торре, они были устами Республики: отвечали посланникам и вносили устные поправки в решения советов, а их ораторский талант мог направить дискуссию в то или иное русло. Однако о принятии собственных решений речи не было. Дож не имел права голоса в собраниях, где он являлся председателем, включая собрание своего собственного Совета, весьма ограниченного по числу членов; так что если сей Совет принимал решение внести изменения в состав правительства, государь вынужден был с ним соглашаться.

Такая вот «аристо-демократия»

«В те времена под словом «государь» следовало понимать правительство в целом, иначе говоря, Республику». Таковое значение термину «государь» придавали в своем языке венецианцы. Точнее не скажешь. Изначально управление в Венеции осуществлялось Советами, группировавшимися вокруг дожа. В основании правительственной пирамиды находился Большой совет, в обязанности которого входило обсуждение предложенных законов, в частности тех, что определяли экономическую и финансовую политику, а также выборы в суды и различные канцелярии.

Большой совет также избирал сенаторов, именуемых Pregadi, и членов Кваранций. Наконец, он избирал Совет десяти - чрезвычайный трибунал, отвечавший за государственную безопасность и ставший с конца XIV в. постоянно действующим органом. В Сенате было сто двадцать членов, однако в расширенных заседаниях Сената имели право принимать участие члены Кваранций, Совета десяти и Синьории. Вместе с Коллегией, готовившей решения Сената и принимавшей послов, Сенат являлся центром всего, или, говоря словами делла Торре, «желудком, куда все прибывает и откуда все исходит». Сенат решал вопросы войны и мира, перемирия и выбора союзников, определял налоги, ценность монет, утверждал на высшие должности во флоте и сухопутных войсках, принимал решения о временных назначениях, определял, помогать или не помогать союзникам, назначал послов, резидентов и секретарей посольств.

Правительство именовалось аристократическим, ибо с конца XII в. сословие патрициев, из числа которых избирался и дож, окончательно захватило власть в городе. Если еще в 1249 г. совет электоров в количестве сорока одного выборщика, избиравших дожа, составлялся на основе результатов выборов, ежегодно проходивших в День святого Михаила (традиционно считался началом административного года; в XVIII в. эта традиция продолжала соблюдаться) во всех шести сестьере без явного деления на сословия, то уже в 1297 г. прямые выборы в совет выборщиков были аннулированы в рамках реформы Пьетро Градениго, называемой обычно Serrata, или «Закрытием Большого совета».

Согласно этой реформе членами Совета автоматически становились только наследники тех семей, представители которых входили в его состав в течение предыдущих четырех лет, то есть, по сути, Членство в Большом совете становилось наследственным. В эксклюзивных случаях введение нового члена в Совет могла санкционировать коллегия из двенадцати выборщиков, избранных из членов Кваранций. По поводу Serrata было пролито немало чернил.

Для одних эта реформа означала окончательную узурпацию «старыми домами», именовавшимися также трибунами, евангелистами или апостолами, права принимать решения и заседать в Совете, отмену демократических выборов в Совет. Для других речь идет о превращении Совета в открытый орган, ибо теперь участие в нем принимают не четыреста, а более тысячи членов. Тем более что выборы первых советов демократическими можно было считать главным образом по названию. Результаты голосования свидетельствовали о регулярном преобладании среди избранников членов семейств-основателей, которые впоследствии составили оппозицию «новым домам», -семействам, принятым в число правящих в результате Serrata.

Однозначной оценки реформы Градениго не существует до сих пор. Но как ни называй ее результаты, - «открытостью» или «закрытостью», -следует признать, что Serrata подвела под властную пирамиду необычайно широкое основание, иначе говоря, многолюдное собрание: в начале XVI в. в составе Большого совета будет насчитываться до двух тысяч семисот сорока шести членов. Также были определены правила исключения из Совета. Реформа заменила выборы пожизненным, а на деле наследным правом на «депутатское место»; принятие в члены Совета на основании рекомендации коллегии из двенадцати выборщиков существовало только на бумаге.

И тем не менее определение «демократическая» применительно к Венецианской республике сохранялось. Его оправдывал тот простой факт, что состав Большого совета постоянно обновлялся за счет вхождения в него представителей всего дворянского сословия, и таким образом, по мнению многих, этот Совет являл собою «маленькую демократию» в рамках системы, обслуживавшей одно-единственное сословие. «Только нобили, зато все нобили вместе» - таков один из девизов правительства. Девиз сей подсказывает делла Торре прекрасный неологизм, а именно «аристо-демократия». Эта элита, пребывающая в заботах об управлении городом, по утверждению Гольдони, в своем роде уникальна. Ибо в Венеции, в отличие от других государств, нобили больше, чем дворяне.

Serrata связала в единый узел знатность и власть. По словам делла Торре, участие в работе Большого совета по достижении двадцатипятилетнего возраста молодые дворяне вполне могли считать своим «вторым рождением», так как, войдя в Совет, «они начинали принимать участие в гражданской жизни и становились членами государства, тогда как прежде они были только членами своих семей». И наоборот, нобилем мог считать себя тот, кто принимал участие в управлении государством.

Сначала идея демократии покоилась на принципе равенства. Благородные венецианцы не афишировали свои феодальные титулы. «Они называли друг друга просто Missier, Messere, magnifico missier, прибавляя это обращение перед именем, данным при крещении, или же Ser, Sier, уменьшительное от missier», - замечает Лаэ Вантеле. Даже к дожу обращаются Missier lo Doge. Единственный титул, общий для всех, отличает людей благородных от остального населения: Nobil Uomo ( «благородный человек») (N.U. или N.H.) и Nobil Donna («благородная дама») (N.D.) - административный титул, зависящий не столько от давности рода, сколько от официальной записи в регистрационную книгу браков и рождений благородных семейств, находящуюся в ведении «адвокатов коммуны».

Запись в эту Золотую книгу «адвокатов», с 1506 г. ставшая обязательной, происходила в присутствии четырех свидетелей и должна была быть сделана в течение одного месяца после соответствующего события (через пять лет уже приходилось получать специальное подтверждение Коллегии - Collegio. Эта запись считалась единственным доказательством законности титула и права на участие в управлении.

Согласно особой привилегии семейства, членам которых доверялось представлять Дожа перед коронованными особами, могли претендовать на статус кавалеров (Cavalier). Существуют также Титулы маркиза и графа, однако их носят феодалы, проживающие на материке - например, графский титул носило семейство Гоцци, - или благородные иностранцы, не сумевшие «особой милостью» подтвердить свое дворянство: их титулы фактически указывают на то, что обладатели их не принадлежат к венецианскому дворянству.

Чтобы дворяне поистине чувствовали себя «равными друг другу» и таким образом сдерживали свой воинственный пыл, порождаемый соперничеством, к единообразию титулатуры добавлялось обязательное ношение одинаковой одежды: заседавшие в Большом совете и Сенате носили длинное черное платье, а советники дожа и девять прокураторов собора Святого Марка - красное, «подбитое мехом белки зимой и мехом горностая летом, с черным поясом шириной четыре дюйма, украшенным серебряными бляшками и кольцами», и шапочку из черной шерсти (beretta), ставшую неотъемлемой частью костюма Панталоне.

Согласно Сансовино, длинная туника заседателей, неприспособленная к «задиристому, пылкому и необузданному темпераменту венецианцев, была своего рода "символом мира и согласия"». Только рукава позволяли определить положение «депутата» внутри правительственной иерархии. Спустя век де Бросс иронизирует по этом поводу: «Чем более выдающимся считается патриций, тем шире у него рукава - а рукав, как известно, вещь весьма полезная, ибо в него можно спрятать добрый кусок говядины из мясной лавки и вдобавок салат в кулечке. А так как дож считается самым выдающимся среди патрициев, то на этом основании рукава его столь широки, что в них вполне скроется корзинка, с которой женщины обычно ходят на рынок за провизией; рукава эти сделаны из сукна и расшиты золотом».

Наконец, в помещении советов, а также при составлении официальных текстов благородные венецианцы обязаны были использовать венецианское наречие, дабы, как утверждалось, во время дебатов нобили менее образованные не чувствовали себя ущемленными.

Политическое образование молодого патриция отвечало прагматическим задачам поддержания этой видимости равенства. Молодой патриций, принадлежавший прежде всего к своему сословию, смешивался с толпой старшего поколения и таким образом получал необходимые ему знания преимущественно в устной форме. Да и сама конституция Венеции также существовала в основном в устной форме: закон в Венеции имеет силу не больше недели, утверждала пословица.

Лаэ Вантеле пытается найти этому объяснение:

Всегда имеется десятка три избранных нобилей, ведущих за собой остальных... Эти нобили... получившие образование посредством чтения, разбирающиеся в делах и увлеченные исполнением своей должности, нерушимо соблюдают древние заповеди республики. Из них за год умирает один или два, а те, кто им наследует, из числа получивших такое же образование, продолжают крепить могущество государства.

Различные предприятия способствовали преемственности в делах и в занятиях политикой. Молодые патриции входили в состав Большого совета в возрасте двадцати пяти лет. Но каждый год 3 декабря, на святую Варвару, молодые люди благородного происхождения, именуемые по такому случаю Barbarini, тянули жребий согласно сложнейшей процедуре, сравнимой по сложности с процедурой выборов дожа, и на основании этой жеребьевки часть из них получала разрешение присутствовать на заседаниях Большого совета до достижения соответствующего возраста.

Посланники брали с собой в посольства сыновей, дабы те приобщались к тайнам дипломатии. Таким образом, карьера молодого дворянина была определена заранее: из Большого совета молодой человек переходил в Сенат, затем в число «мудрецов», в какое-либо учреждение на материке, итальянское или заграничное посольство, в Совет десяти и, наконец, на должность прокуратора - своего рода ступеньку к креслу дожа.

К примеру, Марко Фоскарини, один из крупнейших политических деятелей XVIII в., уже в раннем возрасте сопровождал отца ко французскому двору, затем сам стал посланником, в должности коего и побывал в Вене, Риме и Турине, затем заседал в Сенате, а в 1761 г. был избран дожем.

Еще одной частью этого образования - практической его стороны - было посещение Брольо (Broglio), очаровательного уголка у подножия Дворца дожей со стороны Пьяцетты; название уголка восходит к бывшему здесь прежде огороду. Каждый день там собирались нобили, чтобы обменяться мнениями и, как пишет де Бросс, «завязать очередные интриги».

Каждому патрицию, достигшему двадцатипятилетнего возраста или же избранному по жребию на святую Варвару, в Брольо устраивали торжественную встречу, дабы отпраздновать его вступление в «государственную должность» и ввести в курс дел, облачив в официальный костюм: «надеть тунику», «накинуть плащ» означало, по сути, политическое крещение. Убранство Брольо выполняло функции своеобразной школы воспитания добродетелей: высеченные в камне картины изображали проступки бесчестных патрициев. Особому осуждению подвергались патриции, уличенные в дезертирстве - например, покинувшие осажденную крепость; впрочем, еще более осуждались мздоимцы и растратчики общественной казны.