Покровитель

ГЛАВА 9

Вскоре после рассвета, прежде, чем проснулся первый служащий приюта и когда миновала опасность появления Шинера, Лаура встала со своей постели в игровой комнате и вернулась на третий этаж.

Все в комнате лежало на своих местах. Признаков чьего-нибудь вторжения не было.

Чувствуя себя уставшей, они. думала о том, что не преувеличила ли она дерзость и смелость Угря. Она чувствовала себя немного глуповато.

Она застелила свою кровать – что должен был делать каждый ребенок в приюте Маклярой – и когда поняла свою подушку, то была парализована тем, что лежало под ней. Это была конфета «Тутси Роллс».

В этот день Белый Угорь не вышел на работу. Он не спал всю ночь, готовясь к насилию над Лаурой, и, без сомнений, ему нужно было поспать.

– Как вообще такой человек как он может спать? – Удивлялась Рут, когда они собрались в углу сада после школы.– Я хочу сказать, неужели совесть не мучает его по ночам?

– Рут, – сказала Тельма.– У него нет совести.

– Она есть у каждого, даже у худшего из нас. Такими сделал нас Бог.

– Шан, – сказала Тельма, – приготовься ассистировать мне в лечении. У нашей Рут снова начинает развиваться слабоумие.

С отнюдь нехарактерным состраданием, миссис Боумайн перевела Тамми и Ребекку в другую комнату и позволила Лауре поселиться с Рут и Тельмой. Четвертая кровать осталась пустой.

– Это будет кровать Пола Маккартни, – сказала Тельма, когда они с Рут помогали Лауре переселяться.– Каждый раз, когда «Битлз» будут в городе, Пол может воспользоваться ею, а я воспользуюсь Полом!

– Временами, – сказала Рут, – ты просто невыносима.

– Эй, я всего лишь говорю о здоровых сексуальных потребностях.

– Тельма, тебе всего двенадцать лет, – сказала Рут раздраженно.

– Скоро уже тринадцать. У меня в любой день могут начаться месячные. Однажды утром мы проснемся все в крови, как после резни.

– Тельма!

В четверг Шинер тоже не вышел на работу. Его выходными на этой неделе были пятница и суббота, поэтому вечером в субботу Лаура и близняшки возбужденно обсуждали то, что Угорь может больше вообще не появиться в приюте, что его мог переехать грузовик или хватила кондрашка.

Но во время воскресного завтрака Шинер стоял на раздаче. У него были синяки под обоими глазами, забинтованное правое ухо, разбитая верхняя губа, глубокая царапина на челюсти и у него не хватало двух передних зубов.

– Может быть, его сбил грузовик, – прошептала Рут, когда они двигались вдоль раздаточной линии.

Другие дети тоже комментировали увечья Шинера, а некоторые из них хихикали. Но они продолжали бояться его и никто не решался сказать в его состоянии напрямик.

Лаура, Рут и Тельма затихли, когда приблизились к Шинеру. Чем ближе они подходили к нему, тем явственнее виднелись его раны. Его синяки под глазами не были свежими, им было уже несколько дней, и хотя они по-прежнему были черными, то в первоначальном виде они должны были полностью заволочь его глаза. Верхняя губа была рассечена. В тех местах, где его лицо не было изувечено, бледная кожа стала серой. С копной огненно-рыжих волос он выглядел чудновато. Он напоминал клоуна, который свалился с лестницы, не зная, как правильно падать, чтобы избежать повреждений.

Он не смотрел на детей, которых обслуживал, а опустил глаза на молоко и булочки. Казалось, он напрягся, когда Лаура подошла к нему, но Угорь так и не поднял глаза.

За своим столом Лаура и близняшки так поставили свои стулья, чтобы видеть Угря, который являлся предметом их разговора. Он не столько их страшил теперь, сколько интриговал. Вместо того чтобы избегать его, они провели весь день преследуя его, пытаясь случайно оказаться в тех же самых местах, что и он, глядя на него тайком. Для них стало ясно, что он избегал теперь даже смотреть на Лауру. Он смотрел на других детей, останавливался в игровой комнате, чтобы тихо поговорить о чем-то с Тамми Хинсен, но избегал встречи с взглядом Лауры, как будто это было все равно, что сунуть два пальца в розетку.

Позже, утром, Рут сказала:

– Лаура, он боится тебя.

– Будь я проклята, если это не так, – сказала Тельма.– Может быть, это ты так разукрасила его, Шан? Может, ты скрываешь от нас, что ты мастер каратэ?

– Это странно, не правда ли? С какой стати ему бояться меня?

Но она знала. Ее ангел-спаситель. Хотя она думала, что ей самой придется иметь дело с Шинером, ее спаситель явился снова и предупредил Шинера не приближаться к ней.

Она не была уверена, хотела ли она рассказывать Акерсонам о своем таинственном защитнике. Они были ее лучшими подругами. Она доверяла им. Однако интуитивно она чувствовала, что секрет ее ангела-спасителя должен остаться секретом. Она сама ничего не знала о нем и не должна была посвящать в это посторонних людей.

В течение следующих двух недель ссадины Угря зажили, повязка с уха исчезла, обнажив ярко-красные швы в тех местах, где эта часть его тела была практически оторвана. Он продолжал держаться на расстоянии от Лауры. Когда он обслуживал ее в столовой, то больше не ложил ей самые большие булочки и по-прежнему избегал смотреть ей в глаза.

Однако она случайно увидела, как он смотрел на нее из другого конца комнаты. Он быстро отвернулся, но она заметила в его глазах что-то худшее прежней страсти. Это было выражение ненависти. Очевидно, он ненавидел ее за то, что был избит.

В пятницу 27 октября она узнала от миссис Боумайн, что ее должны перевести в другой попечительский дом на следующий день. Ее хотели взять в свой дом мистер и миссис Доквейлер из Ньюпорт-Бич.

– Я уверена, что там тебе понравится, – сказала миссис Боумайн, стоя у своего стола в блестящем, желтом, цветастом платье, которое делало ее похожей на залитый солнечным светом диван.– То, что ты вытворяла у Тигель, лучше не повторять у Доквейлеров.

В эту ночь Лаура и близняшки пытались набраться мужества и обсуждали предстоящую разлуку в том же духе, что и перед отъездом Лауры в семью Тигель. Но теперь они ближе подружились, чем месяц назад, так близко, что Рут и Тельма разговаривали с Лаурой как с собственной сестрой. Тельма даже однажды сказала:

– Очаровательные сестры Акерсон – Рут, Лаура и я.

И Лаура вновь почувствовала себя любимой и живой впервые за три месяца со смерти отца.

– Я люблю вас, девчонки, – сказала Лаура. Рут сказала:

– О, Лаура! – и разрыдалась. Тельма нахмурилась.

– Ты скоро вернешься. Эти Доквейлеры окажутся ужасными людьми. Они будут заставлять тебя спать в гараже.

– Я надеюсь, – сказала Лаура.

– Они будут бить тебя кнутом…

– Это было бы здорово.

На этот раз молния, которая ворвалась в ее жизнь, оказалась доброй молнией или в конце концов так показалось сначала.

Доквейлеры жили в огромном доме в фешенебельном квартале Ньюпорт-Бич. У Лауры была своя спальня с видом на океан.

Показывая ей комнату, Карл Доквейлер сказал:

– Мы не знали, какие краски ты любишь, поэтому оставили все как есть, но мы можем украсить твою комнату так, как ты захочешь.

Это был сорокалетний мужчина, здоровый, как медведь, с широкой грудью и с широким лоснящимся лицом.

– Может быть, девочке твоих лет понравились бы розовые тона?

– О, нет, мне нравится все как есть! – сказала Лаура. Потрясенная богатством, в которое она попала, она подошла к окну и посмотрела на широкую пристань Ньюпорта, где на воде колыхались яхты.

Нина Доквейлер подошла к Лауре и положила руку на ее плечо. Она была симпатичной женщиной с темными волосами и фиолетовыми глазами. Она была похожа на китаянку.

– Лаура, ваша воспитательница сказала, что ты любишь книги, но мы не знали, какие именно, поэтому сейчас же отправимся книжный магазин и купим те книги, которые тебе нравятся.

В книжном магазине Лаура выбрали пять книжек, Доквейлеры настаивали, чтобы она выбрала больше, но ей было стыдно тратить их деньги. Тогда Карл и Нина стали сами рыться на полках и зачитывать для нее названия книг, прибавляя их к отобранным, если Лаура выказывала хоть малейший интерес. Карл даже встал на карачки, чтобы прочесть названия книг на нижней полке.

– Эй, вот книга про собаку. Ты любишь рассказы о животных? А вот книга про шпионов! – он сказал это так смешно, что Лаура захихикала. Из лавки они ушли, купив около сотни книг.

Первый свой совместный обед они провели в пиццерии, где Нина проявила удивительный талант к магии, достав из-за уха Лауры золотое кольцо, которое вновь исчезло у нее в руке.

– Это удивительно, – сказала Лаура.– Где вы этому научились?

– Я владела фирмой по дизайну интерьеров, но мне пришлось бросить это еще восемь лет назад.

По причине здоровья. Это была слишком стрессовая работа. Я не могла сидеть дома без дела и поэтому решила заняться тем, о чем мечтала будучи деловой женщиной, у которой никогда не было свободного времени. Я стала учиться магии.

– У вас плохое здоровье? – спросила Лаура.

Безопасность напоминала коварный ковер, который люди вырывали у нее из-под ног, и теперь кто-то был готов снова выдернуть этот ковер.

Ее страх, должно быть, был очевиден, так как Карл Доквейлер сказал:

– Не беспокойся. Нина родилась с пороком сердца, но она проживет не меньше нас с тобой, если будет избегать стрессов.

– Это нельзя оперировать? – спросила Лаура, отложив кусок пиццы, так как у нее неожиданно пропал аппетит.

– Сердечная хирургия быстро продвигается вперед, – сказала Нина.– Может, года через два такая операция будет возможна. Но, дорогая, здесь не о чем беспокоиться. Я смогу сама позаботиться о себе. Тем более теперь, когда у меня есть дочь!

– Больше всего, – сказал Карл, – мы хотели иметь детей, но не могли. Когда мы решили усыновить какого-нибудь ребенка, то обнаружили болезнь Нины, поэтому нам бы не разрешили усыновить ребенка.

– Но нам разрешено быть приемными родителями, – сказала Нина.– Поэтому если тебе понравится у нас, можешь оставаться навсегда. Так, как будто мы удочерили тебя.

Ночью, в своей спальне с видом на море, Лаура говорила себе, что не должна слишком полюбить Доквейлеров потому, что сердечная болезнь Нины пресекала всякую возможность настоящей безопасности.

На следующий день, в субботу, они отправились по магазинам за одеждой и продолжали бы без конца тратить деньги, если бы она не стала умолять их остановиться. На «мерседесе», забитом новыми покупками, они поехали в комедийный кинотеатр «Петр Селлер», а после кино обедали в ресторане гамбургеров, где молочный коктейль был просто потрясающим. Посасывая через трубочку коктейль, Лаура сказала:

– Вам, ребята, повезло, что к вам послали именно меня, а не какого-нибудь другого ребенка.

Карл приподнял брови:

– Да?

– Вы прекрасные люди, очень прекрасные, но вы не осознаете своей уязвимости. Другой ребенок тоже заметил бы это и воспользовался. Безжалостно. Но со мной вы можете быть спокойны. Я не воспользуюсь этим преимуществом и не заставлю вас жалеть о том, что вы взяли меня.

Они смотрели на нее в недоумении. Наконец Карл посмотрел на Нину.

– Они провели нас. Ей не двенадцать лет. Они подсунули нам карлика.

Этой ночью, лежа в постели, Лаура повторила то, что должно было обеспечить ее защиту:

– Нельзя полюбить их слишком сильно, нельзя полюбить их слишком сильно!!!

Но она уже полюбила их с чудовищной силой.

Доквейлеры послали ее в частную академию, там учителя были более требовательными, чем учителя в обычных школах, где она училась. Но учеба ей нравилась, и она быстро втянулась. Постепенно она обзаводилась новыми друзьями. Она скучала по Тельме и Рут, но чувствовала себя лучше от того, что они будут довольны, если она обретет счастье.

Она даже начала думать, что в будущем ее непременно ждет счастье. К тому же у нее был необыкновенный ангел-спаситель, разве не так? Конечно, любая девочка, которую охраняет ангел-спаситель, познает любовь, счастье и безопасность.

Но разве стал бы настоящий ангел-спаситель стрелять человеку в голову? Разве он стал бы избивать в кровь человека? Не имеет значения. У нее был прекрасный спаситель, ангел он или нет, и приемные родители, которые любили ее. Разве могла она отказаться от счастья, которое само прыгало в руки?

Во вторник, 5 декабря, Нина отправилась на ежемесячное обследование к кардиологу, поэтому когда Лаура вернулась из школы, дома никого не было. Она отперла дверь своим ключом и положила тетрадки на столик в стиле времен царствования Луиса XIV, стоявший в вестибюле.

Огромная гостиная была отделана кремовыми, персиковыми и светло-зелеными тонами, которые делали ее весьма привлекательной, несмотря на размеры. Когда она остановилась у окна, чтобы насладиться видом, то подумала о том, как было бы здорово, если Рут и Тельма могли бы наслаждаться этим зрелищем вместе с ней. И неожиданно это показалось ей такой естественной вещью, как будто они уже были здесь.

А почему бы нет? Карл и Нина полюбят детей. Их любви было бы достаточно на полный дом детей, на тысячу детей.

– Шан, – сказала она громко, – ты просто гений.

Лаура пошла в кухню и приготовила легкую закуску, чтобы взять ее в свою комнату. Она нашла стакан молока, подогрела в печке шоколад и достала из холодильника яблоко, думая о том, как обговорить с Доквейлерами попечительство над близняшками. План стал таким естественным, когда она несла свою закуску в комнату, что даже не могла себе представить его провала.

Угорь поджидал ее в столовой. Он схватил ее и так швырнул об стену, что весь воздух разом вышел из ее легких. Яблоко и шоколад вылетели из ее руки вместе с тарелкой, он выбил из другой руки стакан с молоком, который вдребезги разлетелся, ударившись об обеденный стол. Он отдернул ее от стены, но снова швырнул так, что ее спину пронзила острая боль, в глазах появилась мутная пелена, но она знала, что нельзя падать, и пыталась сохранить сознание, хотя ее пронизывала боль и нечем было дышать.

Где же ее спаситель? Где?

Шинер наклонил к ней свое лицо, и ужас, казалось, обострял ее чувства, она разглядела каждую деталь его перекошенного от гнева лица: швы, которые держали его ухо у головы, были по-прежнему красными, вокруг переносицы кожа оставалась потемневшей, на подбородке остался дуговидный шрам. Его зеленые глаза были слишком странными для человеческих, они скорее напоминали кошачьи. Ее спаситель вот-вот отдернет его от нее, отдернет и убьет. В любую секунду.

– Я получил тебя, – сказал он пронзительным голосом маньяка, – и теперь ты моя. Ты скажешь мне, кто этот сукин сын, который избил меня, и я оторву ему голову.

Он держал ее за плечи, его пальцы впивались в тело. Он поднял ее с пола до уровня глаз и прижал к стене. Ее ноги болтались в воздухе.

– Кто этот ублюдок?

Он был слишком силен для своих размеров. Он оторвал ее от стены и снова придавил, держа на уровне глаз.

– Скажи мне, дорогая, или я оторву твои уши. В любую секунду теперь. В любую секунду. Боль все еще пронизывала ее спину, но она уже ощущала дыхание, хотя это оказалось его дыханием, вонючим и вызывающим тошноту.

– Ответь мне, дорогая.

Так можно было и умереть, ожидая вторжения ангела-спасителя.

Она пнула его ногой в пах, то был прекрасный удар. Его ноги были широко расставлены и он никак не ожидал подобного от пришпиленной к стене девчонки. Его глаза расширились – на какое-то мгновение они стали похожи на человеческие, – и он издал низкий и странный звук. Его пальцы разжались. Лаура рухнула на пол, а Шинер отшатнулся назад, потерял равновесие и, сокрушая обеденный стол, повалился на китайский ковер.

Парализованная болью, шоком и страхом Лаура не могла встать на ноги. Ноги словно стали тряпичными. Вялыми. Значит, надо ползти. Она могла ползти. Подальше от него. Быстрее из столовой. Надеясь, что сможет встать к тому времени, она поползла к гостиной. Он схватил ее за левую лодыжку. Она попыталась отбить его руку ногой. Ничего не выходит. Ноги словно тряпичные. Шинер держит ее. Холодные пальцы. Холодные, как у мертвеца. Он издал тонкий, пронзительный звук. Странный звук. Ее рука оказалась в луже молока, залившего ковер. Она увидела разбитое стекло. Стенки бокала откололись. Толстое дно осталось целым, с острыми зубцами стенок. Оно было забрызгано остатками молока.

С трудом дыша, все еще наполовину парализованный болью, Угорь схватил ее за вторую лодыжку. Он постепенно подтягивался к ней. Он все еще издавал этот странный звук, похожий на птичье щебетание. Он собирался взвалиться на нее сверху. Прижать к полу. Лаура схватила разбитый бокал, при этом порезав палец, но ничего не почувствовала. Угорь уже добрался до ее бедер. Она перевернулась на спину. Если бы только она была угрем. Она вытянула вперед разбитый бокал, не намереваясь его ранить, а желая лишь отпугнуть. Но он уже опускался, падал на нее, и три острых выступа стекла впились ему в глотку. Он пытался отпрянуть, отбил стакан, но обломанные стекла остались в его глотке. Задыхаясь и захлебываясь, он прижал ее к полу своим телом. Кровь хлынула из его носа. Она извивалась под ним. Он стиснул ее. Его колено тяжело упиралось в ее бедро. Его рот был у ее горла. Он бил ее, кусал ее кожу. В следующий раз он может ударить ее сильнее, если она позволит ему. Она молотила его кулаками. Дыхание свистело и шелестело в его разрезанном горле. Лаура пыталась высвободиться, но он удержал ее. Она ударила ногой. Ее ноги теперь не были вялыми. Удар попал в точку, и ей удалось отползти к гостиной. Под аркообразной дверью гостиной она встала на ноги и посмотрела назад. Угорь встал на ноги тоже и поднял над головой стул. Он швырнул его. Лаура увернулась. С громким треском стул угодил в косяк дверного проема. Она бросилась в гостиную, направляясь к вестибюлю, где была дверь, где был выход. Он бросил стул снова и на этот раз попал в плечо. Она упала, перевернулась и посмотрела вверх. Он возвысился над ней, хватая ее за левую руку. Ее силы ослабели. Перед глазами снова появилась темная пелена. Он схватил ее вторую руку. С ней было все кончено. Было бы кончено, во всяком случае, если бы осколок стекла в его глотке не перерезал артерию. Неожиданно поток крови хлынул из его носа. Он рухнул на нее ужасно тяжелым весом. Мертвым весом.

Лаура не могла шевелиться, едва могла дышать, но по-прежнему боролась за свое сознание. Сквозь свои придушенные рыдания она услышала звук открываемой двери. Шаги.– Лаура, я пришла.– Это был голос Нины, светлый и радостный вначале, потом пронзительный от ужаса.– Лаура? О мой Бог, Лаура?

Лаура попыталась сдвинуть с себя мертвое тело, но ей лишь наполовину удалось это, достаточно, чтобы увидеть Нину, стоящую в вестибюле.

На какой-то момент женщина была парализована шоком. Она таращилась на свою кремовую, персиковую и светло-зеленую гостиную, со вкусом подобранный интерьер которой был запачкан пятнами крови. Потом ее фиолетовые глаза посмотрели на Лауру, и она вышла из транса.

– Лаура! О Господи, Лаура!

Она сделала три шага вперед, резко остановилась и согнулась пополам, как будто от удара в живот. Из ее рта вылетели странные звуки: «Ух, ух, ух, ух». Она попыталась выпрямиться. Ее лицо было искажено. Ей так и не удалось выпрямиться, она рухнула на пол и затихла.

Так не должно было случится. Это было несправедливо, черт возьми. Любовь к Нине придала Лауре сил. Она высвободилась из-под тела Шинера и быстро подползла к своей приемной матери.

Нина была неподвижна. Ее широко распахнутые глаза были безжизненны.

Лаура положила свою окровавленную руку на шею Нины, щупая пульс. Ей показалось, что она нашла его. Слабый и непостоянный, но это был пульс.

Она взяла подушку с кресла и положила ее под голову Нины, потом бросилась на кухню, где на стене были записаны номера телефонов полиции и «скорой помощи». Дрожащим голосом она сообщила о сердечном приступе Нины и назвала адрес.

Когда она повесила трубку, то знала, что все будет в порядке, потому что она уже потеряла отца из-за сердечного приступа и было бы нелепо потерять из-за этого же Нину. В жизни бывают нелепые моменты, да, но сама жизнь не была нелепой. Жизнь могла быть странной, трудной, удивительной, красивой, незначительной, таинственной, но не нелепой. Поэтому Нина будет жить, потому что смерть Нины была бы нелепой.

Все еще напуганная и взволнованная, Лаура почувствовала себя лучше и поспешила в гостиную, где села на колени возле своей приемной матери.

В Ньюпорт-Бич была первоклассная «скорая помощь». Она прибыла через три-четыре минуты после звонка Лауры. Двое врачей были вооружены новейшим медицинским оборудованием. Тем не менее через несколько минут они заявили, что Нина мертва, и несомненно она была мертва с того момента, как упала.