Кот ушел, а улыбка осталась

Грек Манолис

Рассказал я быстро, но вся эта кутерьма с поисками продюсера, выборами актера, конфликтами с заказчиками, открыванием и закрыванием картины, моим увольнением длилась два года. Я очень устал. И моя жена Галя уговорила меня, пока составляется новый календарный план, поехать отдохнуть в Ессентуки.

Приехали. Воду не пьем, не гуляем, а с утра до ночи смотрим по телевизору бурные дебаты народных депутатов. 88-й год. Перестройка. Депутаты один за другим в прямом эфире говорят то, за что раньше давали от пяти до пятнадцати. Мы вполне с ними солидарны. Грядут перемены. Впереди нас ждет нормальная, человеческая жизнь. Настроение хорошее.

Но тут звонит Саша Хайт и сообщает, что Питер Рихард сниматься у нас не сможет.

– Константин (наш французский продюсер) предлагает снимать французского актера. Он прислал кассету. Если «да», то снимаем, если «нет» – сворачиваемся, дальше он тянуть не может.

По контракту в главной роли мы должны были снимать зарубежного актера.

На следующий день мы встретили самолет в Минводах и получили кассету с французским фильмом. Возникла проблема. В санатории видео не было. У врачей и персонала тоже. Это сейчас видео есть в каждом доме, а тогда, в середине восьмидесятых, с трудом нашли один видеомагнитофон.

В тот день, вечером, перед показом фильма «Кин-дза-дза!» у меня была встреча со зрителем в местном Доме культуры. После того как я рассказал все, что обычно рассказывают, и ответил на все вопросы, я обратился к залу:

– Товарищи, есть у кого-нибудь из вас видеомагнитофон? Мне надо срочно посмотреть кассету, для работы.

Молчание.

– А может быть, вы знаете кого-нибудь, у кого есть?

– У грека Манолиса есть, – сказал немолодой тучный мужчина в тесном железнодорожном кителе.

– А вы не подскажете, где он живет?

– Тут, недалеко. За водокачкой.

– Может, вы меня проводите?

– Товарищ Данелия, он, между прочим, ваше кино пришел посмотреть, – сказала женщина, сидевшая рядом, видимо, его жена.

– Это кино он еще увидит. А тут французский фильм, новый.

– Только без меня он никуда не пойдет! – сказала женщина.

Пока мы шли к выходу, меня спрашивали:

– Товарищ Данелия, а Бельмондо в этом кино играет?

– Не знаю.

– А клубничка там есть?

– Не думаю.

Когда мы подошли к двери, к нам присоединился мальчишка лет четырнадцати:

– Тетя Роза, я с вами, – сказал он жене железнодорожника.

– Ладно, будешь переводить.

Когда шли по вестибюлю, к нам присоединились еще трое. А когда вышли из кинотеатра и пошли по тротуару, за нами увязалось уже человек девять мужчин и женщин разных национальностей.

– Товарищи, – жена железнодорожника тетя Роза остановилась, – простите, а вы куда?

– С вами, кино смотреть, – сказал мужчина в украинской рубашке.

– Товарищ, мы не в клуб идем. Куда грек посадит такую ораву?!

– Когда людей много, он кино во дворе показывает, – сказал мальчишка. – Манолис мужик широкий.

Рядом с водокачкой за аккуратным забором стоял добротный двухэтажный дом из красного кирпича. Остановились у калитки. Тетя Роза крикнула:

– Манолис! Манолис!

Манолис, полный, лысый мужчина лет пятидесяти, вышел на балкон:

– Что случилось, Роза?

Она объяснила, кто я и что мне надо. Грек крикнул, что он извиняется, но в доме все не поместятся и придется смотреть кино во дворе.

Сыновья, дочери, племянники, сам Манолис быстро и слаженно вынесли из дома телевизор, видеомагнитофон, поставили на табуретки, подключили. Принесли из дома стулья, недостающие взяли у соседей. Соседи тоже присоединились к просмотру.

Когда все разместились, старший сын Манолиса спросил:

– Папа, можно начинать?

– Подожди, – сказала толстая женщина в черном басом, – товарищ Данелия, а детям это кино можно смотреть?

– Нельзя, – сказала тетя Роза.

– Почему?

– Потому что там будет такое, чего детям лучше не смотреть.

– Откуда вы знаете? Вы же сама еще ничего не видели, – сказала девочка лет восьми с белым бантиком.

– Сама-то я, может, и не видела, деточка! А что такое французское кино, знаю. Они про это только и думают.

– Христос, Йоргос, Таня, Рубен, Нателла – все дети, марш по домам! – сказала толстая женщина.

– Ну, пожалуйста, бабушка!

– Я сказала!

Всех детей, и своих и соседских, выдворили. А женщина в туркменском одеянии сказала своей молоденькой дочери:

– Пойдем и мы, Гуля! Как раз на седьмую серию успеваем.

Все расселись.

– Начинай! – скомандовал Манолис своему сыну.

Пошли начальные титры на фоне архитектуры французского провинциального городка и авторский закадровый голос. Изображение и звук были не очень.

– Толян, чего сидишь, давай, переводи! – сказала тетя Роза.

– Сейчас, разберусь. В общем так, понял. Мужик этот говорит по-французски. Это титры. А это церковь, это дворец какой-то, а это жилой дом.

Железнодорожник, который сидел рядом со мной, задремал. Мальчишка переводил скупо:

– Они поздоровались. Разговаривают. Он сказал «Мерси» и ушел. Она зашла в ванную. Руки моет, с мылом.

И так далее. Фильм оказался неторопливой, нудной бытовой драмой. Зрители были разочарованы. Железнодорожник громко храпел.

– И чего панику развели? – сказал Манолис. – Зачем детей прогнали? Дети, идите сюда, кино смотреть.

– Да ну! Занудство! – сказала девочка с белым бантом, которая смотрела фильм вместе с другими детьми с крыши сарая. – Даже не поцеловался никто!

А я смотрел с удовольствием. Актер мне понравился с первого кадра. Было ясно – это Мераб.

– Поздравляю! – прошептала Галя. – Этот намного лучше, чем все предыдущие.

Минут через двадцать я встал, подошел к Манолису и тихо сказал:

– Вы досматривайте, а мы пойдем, нам срочно надо позвонить в Москву.

– Зачем уходить? Звоните от меня. Георгий, а можно мы не будем досматривать ваш фильм?

– Конечно!

Зашли в дом. В кабинете Манолиса посреди потолка висела большая люстра из чешского хрусталя. Стоял финский гарнитур «Эллоу»: диван, письменный стол, кресло и стенка. На полках стенки разместились собрания сочинений Диккенса, Драйзера, Шекспира, Стендаля, Бальзака, Мопассана, Золя, Конан Дойла, Дюма, Джека Лондона с чистыми, ровными корешками. Я заказал Москву. Минут через десять соединили.

– Актер подходит стопроцентно! – объявил я Саше Хайту.

– Фу, слава богу! Стучу по столу.

Когда мы с Галей вышли во двор, гости смотрели «Кавказскую пленницу» Леонида Гайдая. Грек Манолис протянул мне кассету с французским фильмом и сказал:

– Георгий, извините, что я вас так принял, даже чаем не напоил.

– Наоборот, спасибо вам большое!

– А в «Сакле» на Железной горе вы были, шашлыки из кабана пробовали? Вот и хорошо. Завтра к часу я за вами заеду.

В «Сакле» мы побывали, кабана попробовали, а потом снова уселись перед телевизором и с удовольствием смотрели и слушали, как депутаты поносят советскую власть, коммунистическую партию и даже Ленина.