Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
XI
Патмосов вышел из вагона и, не заходя домой, направился в меблированные комнаты на Невский, в дом пятьдесят четыре.
– Где здесь живет Трехин? – спросил он дворника.
– А в номере шестнадцать, у Анфисовой. Вон лестница направо, – указал он.
Патмосов поднялся по лестнице, остановился у квартиры № 16 и позвонил.
Незапертую дверь открыли, и Патмосов увидел высокую старуху с нечесаными волосами и выпученными глазами.
– Трехин, Степан Петрович, дома? – спросил он.
Старуха энергично тряхнула головой.
– Третий день нет. Как ушел, так и нет. Вам что?
– Дело есть. Позвольте ему записку оставить.
– А, сделайте милость. Войдите к нему. Вот дверь направо!
Патмосов отворил дверь и вошел в типично меблированную комнату.
Он подошел к письменному столу и присел. В комнате появилась старуха и спросила его:
– Вы кто же будете? Из приятелей?
Патмосов кивнул.
– Чай, по "Зеленому якорю"? – сказала снова старуха и продолжала: – Его нет, а в газетах пишут, что его дядюшку ухлопали. Наследник теперь. То-то начудит!
– Не без этого! – вставил Патмосов.
Старуха подошла ближе и понизила голос:
– А он-то его ругал да поносил! Как напьется, так и ругать его! Тут в субботу вернулся пьяный-пьяный и ну кричать: "Убью я его, пса старого!" Даже страшно. Ан и накликал!
Патмосов встал.
– Я лучше зайду завтра!
– А записку?
– Нет, я уж на словах.
– Как знаете, а коли его завтра не будет, объявку сделаю и комнату сдавать буду. Ну его!
Патмосов отправился в сыскное и попросил найти Резцова, дав его адрес.
– Просто сыскать?
– Да! И если он есть на квартире, известить меня, а нет – поискать по городу и тоже меня известить. Арестую я сам!
Дома Патмосов достал бумажник, вынул из него три почтовых листика и начал внимательно прочитывать их.
Это были три письма, писанные, несомненно, одной и той же женщиной к любимому человеку, и для Патмосова, по мере чтения их, становилось ясно, что процентщик не может получать таких писем.
Первое письмо начиналось воплем любящего сердца: "Сережа, не мучай меня так безжалостно!" Дальше шло страстное объяснение в любви и опять просьба не говорить о чем-то – "об этом".
"Я не могу решиться на это никогда, никогда, – читал Патмосов. – Он для меня отец, я для него дочь. Могу ли я надругаться над его чувством и оставить его одинокого! Я и так считаю себя подлой, подлой. Не мучай же меня, Сережа, и не говори мне об этом", – оканчивалось письмо, и после него подпись: "Твоя В.".
Второе письмо касалось ребенка – "маленького нашего Сережи".
"Я была вчера у него", – написано было дальше, и следовало восторженное описание младенца.
И, наконец, третье – не письмо, а записка: "Бога ради, съезди туда и сегодня же сообщи мне, что с С.? У нас прием, и я как арестованная. Бога ради!"
И все.
Как они попали в бумажник Дергачева? Кто этот Сережа, эта В.? И что-то подсказывало Патмосову, что в этих письмах тайна убийства.
