Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
6
Серый плащ, оставленный у озера, прикрывал мешочек с золотым яйцом. Смерть кощеева так и лежала бы здесь, если бы не стечение обстоятельств.
Нашла плащ и мешочек златовласая девочка. На вид ей было лет двенадцать, невысокого роста и худощавая.
Повесила девочка мешочек на пояс, обернула вокруг себя плащ царевича, надела сапоги кожаные, что были больше ее ног в два раза.
– И кто же додумался оставить здесь свои вещи? – спросила она, заглядывая в озерную воду.
Ни звука, ни дрожи на глади.
– Что ж, тогда это будет моим, – сказала девочка.
Только наклонилась она, чтобы поправить плащ да волосы, как из озера выскочил бледнолицый мальчик.
Водяной выполз на берег, перевернулся на спину и схватился за раненую ногу. Девочка отпрянула, но с интересом рассматривала незнакомца.
– Ты кто такой? – спросила она.
– А ты кто?! – осклабился Водяной.
– Майя, – сказала она. – Что с твоей ногой?
Водяной простонал, держась за пятку. Раны были маленькими, но сильно кровоточили. Его ногу свело от судороги. Водяной впился зубами в губы, лишь бы не издать ни звука.
– Я могу тебе помочь, – сказала Майя. – Взамен ты расскажешь мне, кто ты такой.
– С чего бы мне тебе верить? Меня уже обманывали! – упрямился Водяной.
Майя сняла мешочек с травами с пояса и подошла к Водяному. Уставший и обессилевший, он не пытался сбежать в озеро.
Майя присела на корточки.
– Только попробуй навредить мне, я с тобой такое сделаю!
– Какое? – спросила она, достав подорожник и прикладывая его к раненой пятке Водяного.
– Ну…такое! Всякое… – он зажмурился, когда пятку защипало.
Майя приложила ладонь к подорожнику. Из ее пальцев на него перескочили золотые искры. Они проскочили под листок и впились в ранки. Кожа под напором магии тут же затянулась. Водяной широко раскрыл глаза и с изумлением посмотрел на Майю.
– Разве может трава так облегчить боль? – спросил он.
– Ты что, забыл, где живешь? – нахмурилась Майя. – Это же Залесье! Здесь и не такое возможно.
Ее негодование позабавило Водяного, и он улыбнулся. Его зубы сейчас выглядели как человеческие, но слегка искривленные, отчего улыбка вышла больше похожей на ухмылку.
– Так кто ты такая?
– Об этом ты узнаешь, когда выполнишь условия, – ответила Майя.
– Какие еще условия?
– Ты согласился рассказать мне, кто ты.
– Я такого не говорил, – фыркнул Водяной.
Майя сузила глаза.
– И это ты отказывался мне верить. Лгун!
Водяной показал Майе кулак.
– Еще чего! Я не лгун. Водяной я! Чего еще рассказать?
– А как ты очутился в этом озере? – спросила Майя, садясь рядом.
– Не знаю. Я тогда маленький был, – Водяной нахмурился и почесал острый подбородок, приложив указательный палец к ямке в нем. – Говорят, от меня отказались.
– Почему?
– Может, из-за этого? – он поднял руку и широко расставил пальцы.
Майя увидела бледно-бирюзовые перепонки.
– Не могут родители только из-за этого отказаться, – фыркнула она. – Наверное, ты просто сам в омут упал и не помнишь.
– Разве такое забудешь? Я бы точно не забыл.
– Это Тихий Омут, – сказала Майя шепотом. Подул ветер, и Водяной поежился. – А в Тихом Омуте чего только не случается…
Каждый день Берендей думал лишь о том, как вернуть себе человеческий облик. Но теперь у него появилась новая проблема: неугомонная девчонка, решившая, что может распоряжаться им, как хочет.
– Знаешь, медведь, от тебя дурно пахнет, – сказала Русалка, вытянув ноги.
Ее пятки лежали на спине Берендея, а сам он стоял на четвереньках: передние медвежьи лапы и человеческие ноги, согнутые в коленях.
– Так отпусти меня в лес и нюхай пустой замок, – огрызнулся царевич.
– Одной тут жить скучно, – сказала Русалка, вздохнув. – Огромный кусок камня, за который вы, люди, боретесь. И чем вам обычный лес не угодил?
– Кто ты такая и откуда пришла? – спросил Берендей.
– Тебе не нужно это знать. Разве того, что я владею магией, недостаточно, чтобы ты замолчал и подчинялся мне во всем?
– Ты можешь наслать чары на мое тело, но мою душу тебе никогда не покорить.
Русалка фыркнула и улыбнулась.
– Если бы мне нужны были души, разве стала бы я играться с телами? Не думаю, медвежонок.
– Тогда чего же ты хочешь, лесная ведьма?
Русалка наклонилась, вгляделась в черные глаза Берендея – они ничем не напоминали человеческие.
– Того же, что и ты. Я хочу общения, – она откинулась на спинку трона. – Когда веками не можешь покинуть ненавистное место, а потом тебе предоставляется шанс сбежать, что ты выберешь, мишка?
Берендей насупил мощные брови и выдохнул так, будто зарычал.
– Я бы бежал отсюда так далеко, как только мог, – сказал царевич. – Прочь от Залесья и людей, живущих здесь.
– Ты почти угадал. Только мне хочется бежать к этим самым людям. Так интересно посмотреть, как они потеряют дар речи, когда увидят меня и мою магию.
– Разве ты особенная? – Русалка расслышала в тоне Берендея смешок. – Ты такая же, как Ягиня и другие ведьмы. Все вы помешаны на власти и своих глупых утехах. Вы никогда не помогаете людям.
Русалка пихнула Берендея ногами и он, перекатившись через бок, скатился по лестнице. Она использовала магию, ведь иначе не смогла бы сдвинуть тушу в полтонны весом.
– С чего бы мне быть доброй к людям, когда они первыми решили от меня избавиться? – изо рта Русалки вылетела слюна. – Медведь, ты понятия не имеешь, через что я прошла!
Берендей с трудом поднялся и отряхнулся. Тело ломило от ударов. Однако став медведем, царевич получил крепкие кости и кожу, благодаря которым привык к боли.
– И будешь ты вечно пытаться всех наказать, покуда сама себя не накажешь, – изрек Берендей.
Оранжевые снопы искр вылетели из-под его когтей и устремились к Русалке. Не успела она и глазом моргнуть, как магия прошла сквозь ее пятки, добежала по жилам к макушке и осела на ее ярко-рыжих волосах.
– Найти дядю Берендея…пф, глупость какая! – Домовой шел по лесу и размахивал палкой, приминая листья и траву. Его радость от пробуждения матери утихла, уступив место раздражению.
– Опять она нас бросила…только очнулась и бросила! – Домовой отшвырнул палку и остановился.
Его окружал густой лес со множеством путей. Но ни по одному известному Домовому сейчас не хотелось следовать.
– Ладно, схожу к озеру, а потом уже дядьку найду, – решил Домовой. – А то он тоже будет на меня орать, как Кощей. Хотя нет, не будет, – и Домовой засмеялся, – он же только рычать может, как медведь.
Подняв руки, он издал жалобный рык, как если бы сам был медвежонком. С приподнятым настроением Домовой шел к Тихому омуту. Он не любил Русалку и надеялся, что ее там не будет.
Домовой подошел к кусту, взялся за ветви и выглянул из-за них. Впереди раскинулось озеро.
– Я вернусь в воду, – сказал кто-то.
Домовой притих, приглядевшись. Водяной встал с земли, пошевелил пальцами и сделал несколько шагов.
– Нога больше не болит.
– Нельзя так безрассудно подставлять пятку, – сказала Майя. – В следующий раз, если тебя захотят укусить, – она присела на корточки и ткнула пальцем в перепонки на ногах Водяного, – используй их.
– Эй, не трогай! – Водяной поморщился и отдернул ногу.
Майя усмехнулась. Блеск в ее глазах отпугнул Водяного. Он отошел и, когда пятки коснулись воды, прыгнул в озеро.
Майя развернулась и пошла прочь. Домовой проследил за ней, пока девочка не скрылась. Он вышел из-за куста и подошел к берегу.
– Эй, – позвал он Водяного. – Кто это был?
– Не знаю. Девчонка, – ответил тот.
Домовой повернулся и посмотрел в глаза Водяному. Тот зашипел, показывая острые зубы. Домовой сверкнул зелеными глазами на чумазом лице.
– Пф, не страшно! – сказал он. – Я и не такое видел!
– Как это – не страшно? – растерялся Водяной. – Всем страшно!
– Что-то я не заметил, чтобы та девчонка тебя боялась. По-моему, это ты от нее сбежал.
Домовой чувствовал превосходство и улыбался, пока не заметил, как изменилось лицо Водяного. Его усмешка промелькнула мгновенно, и вот он уже выполз из озера, вцепившись когтями в ноги Домового.
– Сейчас я тебе покажу, что значит страшно! – прошипел он, потянув за собой жертву.
Домовой упал на спину и на мягком берегу озера остался след от его тела.
– Юда, перестань! – зашипела Вила. – Как же ты хочешь найти себе жениха, если так плохо обращаешься с этим юношей?
– Ой, сказанула! Жениха! – Юда рассмеялась.
Слава сглотнул, вслушиваясь в распри сестер.
– Можно подумать, ты у нас такая вся идеальная! Нос чуть формой от моего отличается и уже мнишь себя другим человеком?! Нет уж, Вилачка, мы с тобой одно целое, и делить добычу будем соответственно! – заявила Юда.
Слава попытался освободить руки, но веревки, словно чуя его намерения, тут же стягивались и жгли запястья. Тогда он попробовал убрать повязку, приподнимая плечо и касаясь его лбом, но не успел.
Славу схватили за волосы и оттянули голову назад.
– И даже не думай бежать, пока я тебе не разрешу! – голос Юды раздался совсем близко. – В моем доме ты не гость, поэтому радуйся, что еще жив.
– Что ты имеешь в виду? – спросил Слава, чувствуя, как капля холодного пота пробежала вдоль позвоночника. – Разве это не тупой розыгрыш, зашедший слишком далеко?
– Ты думал, в сказку попал? – хохотнула Юда, и хватка ослабла. – Какой забавный парень.
Она силком заставила его подняться и несколько минут тыкала в спину палкой, подгоняя.
– Хватит! – огрызнулся Слава, чувствуя неприятную боль от заостренного кончика, бьющего в одни и те же места.
– О, поздоровайся, – Юда потянула его за ухо. Пришлось наклониться. – Это – Розочка.
Слава стиснул зубы, пообещав себе не идти на поводу у этой садистки. Что-то теплое и мокрое ткнулось ему в губы. Затем раздалось блеяние.
– Розочка, на сегодня это твой сосед. Поделись-ка с ним сеном, – Юда толкнула Славу в шею, и он упал.
В нос ему ударили запахи сена, земли и навоза.
– Живи здесь, как подобает скотине, – сказала Юда. – Потом, быть может, я разрешу Виле тебя покормить.
Заперев узника в хлеву, сестры отправились в хижину.
– Зачем ты так с ним? – спросила Вила. В ее голосе слышалась обида. Юда усмехнулась.
– Вила, перестань цепляться за каждого встречного. То, что он мужчина, еще не значит, что он осчастливит тебя. Разве ты еще не поняла этого за пятьсот лет?
Вила нахмурилась, разжала ладонь и дунула на нее. Несколько красных искр, словно пыльца, слетело в воздух и осело на фитиль свечи. Один за другим разгорались огни, пока в хижине не стало светло.
– Неважно, сколько мы живем и сколько пережили, – сказала Вила. – Он хороший юноша, а ты бросила его в хлеву.
– Но ведь ты мне особо и не мешала, – заметила Юда.
Вила нахмурилась, взяла гребень и села перед зеркалом. В ее русых волосах запутались листья. В расстроенных чувствах она попыталась выковырять их, но ничего не вышло. Юда отобрала у сестры гребень и взяла прядь ее волос.
– Ты даже о себе позаботиться не можешь, а пытаешься думать про какого-то оборванца. Видела его одежду? У него точно что-то не так с головой. Какой нормальный парень будет одеваться в подобное?
– Не забывай, что прошло пятьсот лет, – фыркнула Вила, глядя на отражение сестры.
Они с ней с детства были не только неразлучны, но и похожи. Мать родила близнецов, и девочки играли со своим сходством так, как хотели.
– Ай! – Вила дернула головой. – Больно же.
– Терпи, родная, – сказала Юда, сдирая с головы сестры колтун. – Волосы – все, что у нас осталось ценного. Иначе что ты возьмешь в приданое, когда настанет день обручения?
– Думаешь, кому-то есть дело до наших волос? – спросила Вила. – Мы давно не видели других жителей леса, Юда! Лишь случайных людей не из Залесья. Вдруг никого не осталось в живых, и только этот юноша способен помочь нам обеим?
Юда убрала гребень и передала его сестре. Они поменялись ролями, но Вила боялась лишний раз причинить сестре боль. Ее движения были плавными, а волосы Юды струились по ее ладони, когда она брала прядь и тщательно расчесывала ее.
– Твое сердце трепещет при мысли о том, что ты сможешь сбежать от меня, сняв наше проклятие. Но ты не сможешь. Потому что скот не может помочь хозяйке.
– Он не скот! – возмутилась Вила, сжав гребень. – Давай дадим ему шанс, снимем повязку, и все объясним…
– Он не станет слушать объяснения. Он сбежит так же, как и тот предыдущий. Я все еще помню его истошный визг и глаза, выпрыгивающие от страха. Кажется, он даже в штаны наделал.
– Ты никогда не пытаешься быть милой с ними. В этом твоя проблема! – Вила заставила себя продолжить вечерний ритуал. – Ты видишь в людях только олицетворение того, чего сама боишься. Может, мне стоит пойти против тебя и сделать так, как я хочу, хоть раз в жизни?
– Ты можешь делать все, что захочешь. Но помни: куда пойдешь ты, туда пойду и я, – голос Юды стал опасно низким. Она смотрела на сестру исподлобья и напоминала озлобленную собаку. – Ты ничего без меня не стоишь. Как бы я тебя ни любила, если ты еще раз сделаешь что-то, что меня разозлит, я заставлю тебя страдать.
