Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Глава VI
Вместе с заботами об улучшении положения «вверенных» Каразину крестьян деревенскую жизнь его наполняли ученые работы и хозяйственные занятия. И во всех этих областях деятельность Каразина являлась выдающейся, совершенно необычайной для того времени.
Как ученый Каразин остается совершенно неизвестным. А между тем в этом отношении он являлся настолько передовым человеком, что многие идеи его могли бы дать на Западе человеку крупное научное имя. Некоторые научные идеи Каразина, оставленные без внимания в то время, когда он их высказывал, и основательно забытые, только в самое последнее время сделались достоянием науки и считаются справедливо крупным научным завоеванием.
Научная деятельность Каразина была крайне разнообразна. История, современная литература, экономические вопросы и обширная область естествознания – таковы предметы научных занятий Каразина в течение почти сорокалетнего пребывания в деревне. Сообразно такой разносторонности, Каразин является членом разнообразных ученых обществ. В Харькове, при его участии и в значительной мере благодаря его инициативе возникает «Общество наук, состоящее при императорском Харьковском университете». Другое харьковское общество – «Филотехническое» – обязано своим возникновением исключительно Каразину. Как почетный член Харьковского университета Каразин принимает близкое участие в его деятельности, и мы встречаем его речи, произнесенные по разным поводам в университетских собраниях. В то же время Каразин состоял деятельным членом московского «Общества испытателей природы» и петербургского «Общества любителей словесности». Сохранились речи и доклады, читанные Каразиным в этих обществах. В «Обществе любителей словесности» он одно время был помощником председателя.
Некоторые исторические работы Каразина напечатаны в «Молодике на 1884 г.», украинском литературном сборнике, изданном в Харькове в 1843 году. Они касаются прошлого местной жизни и содержат ряд исторических материалов. К историческим изысканиям Каразин обратился уже в конце своей жизни. В более молодом возрасте он работал над исследованием современного ему положения родного края. Плодом работ в этом направлении явилась «Подробная таблица обстоятельств народонаселения в Слободско-Украинской губернии, на основании 10-летней сложности (с 1808 по 1817 гг.), с обозначением уездов, сел, числа рождений, смертности и браков». Об этом труде мы упоминали уже выше по поводу представления его в 1820 году тогдашнему министру внутренних дел, графу Кочубею, внимание которого он обращал на явствовавшую из таблиц страшную смертность среди государственных крестьян и необходимость принятия мер для устранения ее причин. При этом Каразин высказал, какое серьезное значение должны иметь статистические исследования, которые предрешают государственные мероприятия на благо населения и служат основанием при их осуществлении.
В качестве члена петербургского «Общества любителей словесности» Каразин произнес в 1820 году на его заседании «Рассуждение об ученых обществах и периодических сочинениях в России». Речь эта показывает, что Каразин внимательно следил за современной литературой и был au courant8 всего в ней. В речи высказываются взгляды на задачи ученых обществ и литературы, которые должны были казаться для того времени революционными, да и для нашего времени небезынтересны. Решаемся привести длинную выписку из «Рассуждения», так как подлинные слова Каразина всего лучше характеризуют эту замечательную личность с рассматриваемой стороны.
«Теперь, когда публика требует занятий более мужественных, нежели мадригалы и вздохи сказочных любовников, какое впечатление произведем мы на нее поэзиею, которая только – поэзия, прозою, которая не представляет уму никаких полезных истин?.. Нет, мм. гг., сии почтенные сословия должны иметь возвышеннейшую цель. Они должны действовать на сердца, на умы сограждан своих… Не обязаны ли они развивать полезные знания, образовывать вкус, действовать на нравы? Сколько вызовов представляется к сношениям между собою отдаленнейших, друг другу неизвестных краев обширной империи! Сколько в ней любопытного, заслуживающего быть известным не нам только одним, но и чужестранцам; у нас, в целой России, нет ни одного периодического сочинения для всех оных предметов, столько необходимых, сколько занимательных! А мы будем преподавать слушателям шарады на горок, соблазнительные элегии и стишки в альбомы!., и, не стыдясь, называться соревнователями просвещения!..
Весьма справедливо, мм. гг., сравнивают жизнь царств, жизнь человечества вообще с жизнью человека в отдельности. Младенец требует игр, юноша забав, а муж – радостей другого рода. В XV и XVI, веках пределы словесности, в собственном смысле, весьма резко отделялись от учености. Зато ученость эта отзывалась с кафедр и в книгах самым суровым образом. Надменная ее, нахмуренная физиономия ужасала, между тем как смеющиеся музы беседовали приторным языком о безделицах. Но с тех пор, как научились о самых важных, отвлеченнейших вещах говорить приятно, когда блеск красноречия и бесценные перлы поэзии начали одевать философию, собственно так называемая словесность, словесность без цели, мало привлекает. Это орудие, а не предмет искусства; краски, а не картина! Так и быть должно в настоящее время, в век возмужалости.
Вместо того, чтобы описывать в десятитысячный раз восход солнца, пение птичек, журчание ручейков, употребим то же дарование, то же счастливое воображение на предметы более дельные. Взяв за образец Бюффона, вместо путешествий небывалых опишем лучше путешествия, действительно совершённые в недрах отечества нашего. Исчислим естественные произведения России, опишем нравы ее разновидных обитателей, от кочующего на льдах полярных чукчи до индийца, благоговейно поклоняющегося бакинскому огню. Или с Тацитом и Карамзиным испытаем углубиться в историю народов…
Для поэзии же какое поле перед нами!.. Пора перестать быть подражателями только. Ломоносов, Державин, малое число известных новейших драмматиков и баснописцев указали нам богатство отечественных руд у самого лишь входа к ним, так сказать. Сделаем И5 языка богов достойное употребление. Вместо того чтобы нежить, баловать воображение людей праздных, не лучше ль испытать рукою граций разбудить в сердцах любовь к наукам, к должностям (т. е. нравственным обязанностям), к изящной простоте во вкусе и нравах, к жизни в городах и селах, свойственной просвещенному человеку, к истинной благотворительности во всяком кругу действия?»
Это воззвание к тогдашним «соревнователям просвещения» является образчиком того наивного идеализма, который остался присущ Каразину до конца дней. Рекомендовать людям, весь кругозор которых не выходил за пределы детских шарад и воспевания «журчанья ручейков», оставить все эти глупости и заняться «дельными предметами»: описанием родины, естественными науками, технологией, историей и воспитанием в обществе гражданских доблестей – было в высшей степени наивно. Единственным результатом, которого достиг Каразин, явилось крайнее возбуждение против него господ «соревнователей просвещения». После его речи в заседании общества произошла такая бурная и грубо-неприличная сцена, что Каразину оставалось только выйти из членов общества, что он и сделал. «Естественные науки, домоводство, искусства, изделия всех родов» – то, что он рекомендовал «соревнователям просвещения», – и были главным предметом занятий Каразина после выхода в отставку. Любовь к естественным наукам у него явилась еще в юности и не покидала его до самой смерти. В деревне он выписывал множество научных журналов, приобретал все выходящие выдающиеся научные сочинения и таким образом следил за состоянием научных занятий. Вместе с тем он работал сам в различных отраслях естествознания, преимущественно имея в виду практические приложения его. Наибольшею любовью его пользовались метеорология и химия. Немедленно по приезде в деревню в 1804 году он начал метеорологические наблюдения. Наблюдения эти производились почти в течение 40 лет, до самой смерти Каразина. С 1817 года выписки из метеорологических записей Каразина печатались в «Харьковских известиях». Но личными наблюдениями Каразин не мог довольствоваться. Он еще в самом начале XIX столетия пришел к мысли, – которая значительно позднее легла в основу современных метеорологических исследований, – о необходимости организации повсеместных наблюдений над метеорологическими явлениями, для того чтобы получить возможность предсказывать погоду. Мысль эту Каразин высказал в 1810 году в докладе московскому обществу естествоиспытателей; затем она была повторена в 1817 году в «Сыне отечества» и в 1839 году – в «Харьковских губернских ведомостях». Будь эта мысль высказана в Европе, она на полстолетия ускорила бы создание существующей ныне в мире сети метеорологических станций. У нас же эта мысль прошла незамеченною, была забыта и совершенно погибла для науки. Через пятьдесят лет после того, как Каразин впервые высказал публично указанную мысль, она была повторена астрономом Леверье и с восторгом принята ученым миром, послужив могучим толчком к развитию метеорологии и сообщению ей характера точной науки, равно как и основою организации предостережений для моряков и предсказаний погоды для сельских хозяев. Чтобы показать, до какой степени новейшая организация метеорологических наблюдений тожественна с тем планом, который Каразин развивал еще в 1810 году, и как предугадывал он великое практическое значение метеорологии, которое еще и доселе почти всё в будущем и на которое только слабые намеки имеем мы в настоящем, мы приведем здесь выписки из вышеупомянутого доклада Каразина московскому обществу естествоиспытателей. Для Каразина метеорология была
«наука, которая бы, руководя земледельца в его работах, предотвращала неурожаи; наука, которая, видимо, содействовала бы развитию торговли, мореплавания и военного искусства; наука, наконец, которая могла бы указывать правительству время, когда должно ожидать скудных сборов земных произрастений и принимать меры если не к воспрепятствованию их недостатка, то, по крайней мере, к отклонению голода».
Но чтобы метеорология приобрела такое важное значение, чтобы она стала точною наукою, необходима обширная организация наблюдений, которая дала бы возможность выяснить причины метеорологических явлений и законы, управляющие ими.
«Не дойдем мы, вероятно, никогда до познания первоначальных причин атмосферических перемен, познания, которое бы дало нам возможность производить их по нашему произволу. Но должны ли мы отчаиваться дойти до второстепенных причин этих перемен, узнать способы направлять их на свою пользу и отвращать возможный их вред? Не руководствуется ли уже и теперь земледелец – по одному только преданию и навыку, что такой-то ветер приносит дождь, а такой-то полет ласточек предвещает вёдро, – этими признаками в своих работах?
Собрание таких признаков, соединенное с научными исследованиями, при помощи физических инструментов, не было до сих пор производимо в достаточной степени, чтоб доставить свод правил. Разрозненность, малочисленность, неодновременность и неточность наблюдений причиною тому. Если справедливо, что наблюдение, в научном смысле, должно быть непременно всестороннее рассмотрение предмета, что даже несколько наблюдений тогда только могут привести к желаемым результатам, когда они обняли все пространство созерцаемого явления; то какое множество наблюдений должно быть делаемо для исследования явлений, происходящих на пространстве всего земного шара! Что тут значит один человек? Какую частицу целого может он обнять?.. Все частные наблюдения, если б даже их производили ученейшие и неутомимейшие люди, не приведут ни к каким результатам; они умножат только, может быть, несколькими светлыми идеями массу наших познаний, возбудят наше любопытство и заставят воображение наше строить разные остроумные гипотезы, но не дадут нам данных для вывода точных правил.
В астрономии мы видим уже пользу от постоянных и связных наблюдений. Нельзя не желать, чтобы подобные же наблюдения были уделом и метеорологии. И какая страна, мм. гг., представляет столько, как наше отечество, средств к тому?
Пространство России, занимающей чуть не шестую часть всей обитаемой поверхности земного шара; уездные училища, находящиеся в разных ее пунктах, от Колы до Тифлиса и от Либавы до Нижне-Камчатска; подчинение сих училищ одному начальству и обязанность их иметь у себя физические инструменты, все это обещает наблюдениям, производимым постоянно и разумно, счастливые результаты.
Для облегчения наблюдателей можно не обязывать их сноситься письменно самим с их собратьями; довольно, если все записываемое будут присылать они в подлиннике в какое-нибудь общество ученых, которые займутся уже выводом правил… Нет сомнения, что как скоро такие меры у нас будут приняты и неустанно исполняемы хотя один только год, то ученые общества всего земного шара, узнав о них, не преминут принять участие. Командиры судов дальнего плавания будут также содействовать своими наблюдениями. Таблицы, повсюду единообразно составляемые, приведут к разрешению задач тем более не трудному, что в них не будет данных неизвестных…
Я уверен, что если мы будем исследовать ближайшие причины атмосферических явлений, если мы будем делать сравнения в разные времена года и в разных точках земного шара, направления ветров, изменений магнитной стрелки, тяжести воздуха и количества в нем электричества; если будем сопоставлять периодические перемены погоды с непериодическими, которые, однако ж, должны бы иметь также некоторую правильность без влияния каких-нибудь посторонних причин; если будем принимать в расчет возвышенность наблюдательных пунктов над уровнем моря, состояние их почвы, лесной ли, степной ли, болотистой ли, каменистой ли, песчаной ли, солонцеватой ли и т. д.; если будем обращать внимание на действие солнечных лучей при различном их отражении и рефракции, – то мы дойдем до теории, не подверженной сомнению, которая и даст нам возможность предсказывать погоду на данное время года и на данное место, но за целый год вперед…»
Человек, знакомый с современным состоянием метеорологии, увидит в приведенных отрывках полную программу того развития метеорологии, какое она получила к нашему времени. Каразин указал цель метеорологии и выяснил ее важное значение; он определил содержание этой науки, отметив явления, подлежащие ее ведению, и, наконец, указал метод исследования этих явлений, состоящий в собрании и обобщении возможно большего числа одновременных, постоянных и ведущихся по одинаковой программе наблюдений, производимых во всех странах земного шара.
Плодотворные идеи Каразина относительно метеорологии оказались выше понимания тогдашнего общества. Над Каразиным стали смеяться; иные серьезно вообразили, что он предлагает создавать погоду. В 1824 году Аракчеев, проезжая через город Богодухов (Харьковской губ.), сказал крестьянам, просившим о помощи по случаю неурожая: «Странно, что вы голодаете: под боком у вас живет колдун (имение Каразина находилось возле Богодухова), который сводит с небес дождь и гром, когда захочет; обратитесь к нему». Еще в 50-х годах один писатель того времени поднимал на смех Каразина, приписывая ему идею «фабрикации» погоды. Каразин имел, однако, утешение встретить при своей жизни хоть одного человека, который понял его идеи и оценил их. Это был знаменитый Гумбольдт, который, во время своего пребывания в России, познакомился с Каразиным и с полным сочувствием выслушивал его широкие научные планы. И как знать, не перешли ли идеи Каразина относительно научной постановки метеорологии через Гумбольдта в западную науку и не явилось ли знаменитое предложение Леверье об организации телеграфных передач результатов наблюдений метеорологических станций, послужившее к превращению метеорологии в практическую науку, отголоском идей Каразина?
Другая научная идея, которою Каразин еще более опередил свое время, была изложена им в 1818 году в записке «О возможности приложить электрическую силу верхних слоев атмосферы к потребностям человека». Записка эта была составлена по требованию Александра I, который заинтересовался этим вопросом, прочитав статью об электричестве, помещенную Каразиным в годичном отчете основанного им филотехнического общества.
Нет сомнения, что способ, которым Каразин имел в виду обратить на службу человека атмосферное электричество, в настоящее время не выдержит критики, но самая идея о пользовании этим электричеством для практических целей, равно как и указание применений, которые бы могли быть сделаны из атмосферного электричества, свидетельствуют о чрезвычайно широком умственном кругозоре Каразина, крайней пытливости его ума и остроумной изобретательности.
Каразин предлагал устраивать воздушные шары и пускать их в верхние слои атмосферы на шнурах, через которые должна проходить серебряная проволока, соединяющаяся внизу с медным высеребренным шаром. Воздушный шар должен был играть роль собирателя атмосферного электричества, серебряная проволока – роль проводника, а высеребренный шар – конденсатора электричества, своего рода лейденской банки. Таким образом, получался бы громадный электрический прибор, с силою которого не могла бы сравниться ни одна электрическая машина (динамо-машины тогда еще не были изобретены) и при помощи которого, собственно, добывание электричества не стоило бы ни труда, ни расходов. Имея в своем распоряжении подобный снаряд, Каразин полагал возможным изучить роль атмосферного электричества в метеорологических явлениях, воздействие громадной электрической силы на химические образования и разложения и найти способы применения атмосферного электричества к технологии и земледелию.
И эти идеи Каразина были оставлены без внимания и забыты. Записка Каразина была передана Александром I на заключение Академии наук. Здесь она была рассмотрена академиком Фусом, тем самым, которому Каразин когда-то помог с предоставлением места в главном правлении училищ. Этот ученый академик совсем не заметил идеи Каразина о применении атмосферного электричества к нуждам человека и остановился только на предложенном им электрическом снаряде, найдя, что «устроение электроатмосферного снаряда, по проекту Каразина, будет бесполезно, поелику помощию простейших орудий, как-то лейденских банок, гальванического столба и проч., хотя несколько медленнее, но несравненно легче, надежнее и при меньших издержках добывается такое количество электричества, какое только бывает нужно». С этим заключением ограниченного академика согласился и ученый комитет министерства народного просвещения. Этим дело и кончилось.
Только теперь, через 60 лет, снова приходят к идее Каразина о пользовании атмосферным электричеством. Мы разумеем недавние опыты над влиянием на культуру полевых растений атмосферного электричества, сконцентрированного над полем при помощи шестов с металлическими остриями на вершинах. Эти опыты, давшие поразительные результаты в смысле усиления роста и веса культивируемых растений, являются не более чем частным применением общей идеи Каразина, которая еще ждет полной оценки и осуществления в будущем. И если еще и наше время оказывается позади идей, занимавших Каразина, то насколько достойно внимания то обстоятельство, что идеи эти появились 60 лет тому назад, когда естествознание было так младенчески слабо сравнительно с его теперешним состоянием, и каким выдающимся должен был быть ум, додумавшийся до этих идей уже в то далекое время!..
Других научных идей и работ Каразина мы коснемся лишь слегка.
С самых юных лет и до старости его занимал вопрос о химических процессах и превращении в питательные вещества растительных веществ, не усваиваемых организмом. Еще в 1840 году, за два года до смерти, он писал на эту тему в «Харьковских губернских ведомостях» и предлагал основать общество на акциях, которое дало бы средства для производства опытов над превращением древесных веществ в питательные.
Работая над сухою перегонкою веществ для выработки приемов добывания дегтя и бальзамирующих средств, Каразин получил в 1823 году вещество, которое было признано специалистом, профессором Сухомлиновым кристаллическим углеродом, весьма близким к алмазу. Это было за несколько лет до известных опытов Каньяр-Латура и Ганналя над превращением угля в кристаллообразное вещество.
В 1809-м и последующих годах Каразин занимался выработкою новых способов добывания селитры. Опыты его увенчались успехом и дали прекрасные результаты при пробном производстве. Он пытался организовать производство в больших размерах, но личных средств на это у него не было, капиталы частных лиц тогда был редкостью, а попытка получить ссуду из казны окончилась, как было сказано выше, неудачей.
Еще ранее своего селитроварения, а также и после этих опытов, Каразин работал над усовершенствованием винокурения, над кожевенным производством, над сушением плодов по новому, придуманному им, способу «теплотою водяных паров», над сушением «червеца», т. е. кошенили, над красильными травами, над улучшением приемов добывания масел, вытопки сала, приготовления свечей из воска, добывания извести, приготовления уксуса и разнообразных животных консервов. Каразин работал также над изобретением способов отопления, которые содействовали бы сбережению дров. Занимаясь этим вопросом, он остановился на мысли о «водяном отоплении», т. е. подаче тепла в комнаты при помощи водяных паров, проводимых по трубам. Каразин предлагал применить эту идею для отопления царских дворцов, но его предложение было отклонено. Позднее эта идея была осуществлена в Берлине Кипферлингом, и затем принцип водяного отопления был перенесен и к нам, причем о предложении Каразина никто и не вспомнил.
В области хозяйства Каразин являлся сторонником сельскохозяйственно-технических производств и сбыта концентратов. Эта идея и доселе у нас не оценена по достоинству, а на практике все наше сельское хозяйство основано на производстве и сбыте сырья. Если так обстоит дело в настоящее время, то еще печальнее оно обстояло во времена Каразина. Все хозяйство заключалось тогда в культуре грубых, дешевых хлебов и «грубом» скотоводстве. И Каразин употреблял все возможные старания для пропаганды обращения сельскохозяйственного сырья в ценные концентраты и введения в культуру более ценных растений. В 1815 году, желая убедить харьковских помещиков в возможности заготовлять мясные консервы и сбывать в этом виде мясо за границу, Каразин заказал в Англии три ящика консервов, которые и отправил в кругосветное плавание на одном военном судне. Плавание это продолжалось три года, после чего ящики были доставлены Каразину. Последний в 1818 году в собрании филотехнического общества вскрыл жестяные ящики, сварил на виду у всех заключавшуюся в них говядину и угостил ею присутствующих, которые были крайне поражены, найдя, что трехгодичной выдержки говядина нисколько не испортилась.
Как мало подходила вся эта деятельность Каразина к его времени, наглядно показывает то обстоятельство, что ни для одного из спроектированных им предприятий он не мог найти нужных капиталов. Личные же средства его были расстроены еще во время основания Харьковского университета. Что касается государственной поддержки, то насколько мало мог на нее рассчитывать Каразин, ясно видно, кроме указанной выше истории со ссудой для основания селитряного завода, еще из следующего эпизода. В 1813 году, когда русская армия, изгнав из России Наполеона, вступила в Германию и возник серьезный и затруднительный вопрос о способах обеспечения продовольствием русских войск за границей, Каразин послал комиссионера в действующие части с запискою о снабжении их концентрированным спиртом, сухим бульоном и консервами из овощей для приготовления щей (как известно, вошедшими теперь в употребление во время войн). Почти целый год комиссионер этот ездил за армией, но те, от которых зависело рассмотрение записки Каразина и принятие его предложения, оказалось, никак не могли найти для этого свободного времени, так что наконец комиссионеру надоело толочься без пользы, и он возвратился к Каразину с нечитанной никем запиской.
Неудачи не уменьшали, однако, энергии Каразина, и он неутомимо работал для поднятия хозяйства южной России. Он вводил в культуру новые растения – разные иностранные виды ржи, китайскую пшеницу, испанский ячмень, пропагандировал разведение нового тогда картофеля, брал на себя выписку всяких семян из-за границы, вводил неизвестное тогда на черноземе удобрение, изыскивал меры борьбы с вредными насекомыми, изобрел особый «украинский овин», усовершенствовал «китайский каток» и т. д. Особенно горячо Каразин стоял за распространение садоводства и вообще древесных насаждений. В своем имении он развел обширный сад, а на полях посадил повсюду по межам множество лесных деревьев. Лесоразведению, равно как и охранению существующих лесов, он придавал огромное значение. На эту тему Каразиным было написано несколько статей, где он говорит о необходимости тщательного охранения существующих лесов, о легкости разведения новых и т. д.
Мы лишь слегка коснулись хозяйственной деятельности Каразина и не упомянули многого, чем он занимался в этой области. Человек неутомимый, с широкой энергией, свободный от узости «практических» людей, Каразин хватался за все, в чем видел общественную пользу, и во всем, за что он ни брался, он далеко опережал свой век. Его пыл и преданность вопросам, которыми он занимался, были так велики, что он увлек даже тогдашнее сонное провинциальное общество и соединил вокруг своих проектов группу лиц, образовавших что-то среднее между ученым сельскохозяйственным обществом и коммерческим предприятием.
Это было филотехническое общество, возникшее в Харькове в 1811 году. Учреждая это общество, Каразин имел в виду поднять хозяйство южной России. В изданных им «Мыслях об учреждении филотехнического общества» он такими чертами описывает тогдашнее состояние хозяйства южных губерний: «Поля обрабатываются скудно; хижины напоминают времена первобытные; с севера выписываются прививки и садовники; грязные винокурни, дымом ослепляющие глаза работников и пожравшие немилостиво большую часть лесов наших, и подобные же им селитроварни суть единственные наши фабрики».
Само собою разумеется, что управителем дел общества был избран Каразин. В сущности, он один и составлял все общество. Остальные члены, число которых доходило до ста, относились крайне пассивно к затеянному делу, довольствуясь участием в собраниях, которые совпадали с ярмарками и на которые смотрели просто как на развлечения, да выражением неудовольствия на управителя дел. Каразин один устраивал «заведения», производил разные опыты, составлял отчеты о них и писал статьи, печатал «Акты» общества, произносил речи в собраниях и показывал членам общества опыты, вроде указанного выше с мясными консервами, и т. д.
Филотехническое общество, просуществовав около 10 лет, закрылось, после того как с «управителем дел» его приключилась неожиданная катастрофа, о которой мы будем говорить в следующей главе.
