Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
2
Ему снилось, что он вернулся домой. Бродит по комнатам, пытается что-то вспомнить, окидывает взглядом знакомые вещи. Силится, силится…
Боль подступила внезапно – откуда-то изнутри. То ли в брюшной полости, то ли в груди, а может, сразу везде взбухло что-то острое, режущее. Он попытался проснуться. Это поганое «что-то», поселившееся внутри него, пыталось вырваться на свет и отчаянно раздирало внутренности. Словно тысячи мелких коготков рвали тело… Боль была невыносима.
А потом еще озноб навалился, и кожа покрылась пупырышками. У него было такое впечатление, словно в разгар зимы кто-то распахнул настежь окно и комната вымерзала на глазах. Мысли метались и путались. Что же это, а? На вечеринку он попал в конце лета, тогда была самая жара… И эта боль!…
Простыня набухла от пота. Боль не прекращалась. Какая-то жуть спазмом сдавила горло. Он больше не мог оставаться в постели.
– Папочка? – слабым голосом позвал Питер. Ему хотелось крикнуть во всю мочь, завопить так, чтобы стены задрожали, но голос сел. – Папочка? – еще раз жалобно пискнул он.
Ответа не было. В наступившей тишине Питер неожиданно сообразил, что он все еще спит и дом, боль, озноб ему только снятся. Его родной дом был не более чем видением, ночным мороком. Мускулы отчаянно болели. Питер коснулся пальцами груди и со страхом отдернул руку. Что-то было не так. Кожа стала какой-то грубой, шершавой. Он с опаской глянул на себя. Тело отсвечивало красным. Тусклый свет уличных фонарей проникал в комнату.
Вроде бы все нормально… исключая разве странные мозолистые наплывы, разбросанные по телу. Они были едва видимы, но просматривались четко. И ощущались тоже… Жестковаты. Питер надавил ладонью на одно из таких образований. Точно, что-то не так. В детстве он слышал рассказы об эпидемиях бубонной чумы. Сколько миллионов жизней уносили с собою страшные болезни! Может быть, и теперь тоже начался мор?
Питер выбрался из постели. Огляделся. Сделал несколько шагов. Голова почему-то закружилась, и силы оставили его. Он осторожно опустился на пол. Ноги не держали. Вот вопрос – чьи это ноги? Совсем даже не его.
– Папочка? – вновь позвал он и постарался ползком добраться до двери спальни. Дверь оказалась распахнутой, в черном провале коридора послышались мерные шаги.
Нечеткий силуэт появился в дверном проеме.
– Питер…
В спальню вошел отец. Точно он! Встал возле сына на колени и принялся тщательно ощупывать его тело. Поты-кал пальцем в нескольких местах, потом медленно, дрожащим голосом выдохнул:
– Гоблинизация… – Затем сказал погромче: – Подожди здесь. Я скоро вернусь. Надо вызвать «скорую». – И вышел из комнаты.
Проснулся Питер от невыносимого удушья. В первое мгновение он вообще не мог вздохнуть – то ли сон продолжался, то ли ему на самом деле не хватало воздуха. Чуть позже он вспомнил, что произошло… Так и есть, он лежит все в той же больничной палате, а справа от кровати все то же оборудование… На стене – экран, что-то вроде плоского телика, на экране что-то мелькает. Питер не обратил внимания на меняющиеся картинки, его заинтересовало – а кто всю эту дребедень смотрит?
Правильный вопрос! В углу комнаты он увидел двух человек в белых халатах. Санитары?… Они увлеченно смотрели на экран. Там полыхал грандиозный пожар, кажется, горели небоскребы. Поверх мелькающих кадров то и дело взбухали светящиеся надписи: «События в Сиэтле»… «Расовые волнения». Потом на переднем плане возникла толпа. Люди что-то кричали и швыряли камни в выбегавших из горящего здания гномов, троллей и орков. Подъехала полиция и стала метать в толпу гранаты со слезоточивым газом. Ядовитое облако тотчас же разогнало людей, но и металюди уже не могли покидать здание…
– Что случилось? – встревоженно спросил Питер у людей в белых халатах.
Один из санитаров повернулся на его голос, потом неторопливо встал и, гулко топая, направился к кровати.
«Осторожно! – вдруг словно что-то щелкнуло у Питера в голове. – Предельная осторожность! Этот человек опасен!» Питер не знал, что это на него нашло и почему он так решил, но это было, точно!… Санитар проверил ремни – крепко ли держат, потом с усмешкой произнес:
– Точно не знаю… Похоже, в городе Сиэтле проводят облаву на метахомиков. Их собираются сослать в особые лагеря. А это отродье почему-то поджигает свои дома. По всему городу идут бунты… – Он помолчал немного, потом добавил: – Кстати, ты вчера посмел поднять руку на одного из моих дружков…
– Я не знал…
И вдруг санитар ударил Питера по правой щеке. Нет! Острая боль волной залила сознание. Но сдачи он дать не мог, и надо было помалкивать.
Мужчина ударил еще раз – на этот раз боль была нестерпимой.
И еще один удар! Питер попытался отвернуться, но у него ничего не вышло: ремни держали крепко.
– Не надо… Пожалуйста… – жалобно пролепетал он.
– Почему это не надо, ты, троглодит чертов?! – захохотал санитар.
– Как вы не понимаете, это я только внешне превратился в тролля, а так я нормальный человек! – попытался объяснить Питер.
К кровати подошел второй санитар и тоже занес кулак. Подросток дернул головой. Санитар злорадно ухмыльнулся. Видно, был доволен своей уловкой. Эта игра пришлась ему по вкусу.
– Мне нет никакой разницы, дружище! Раз ты тролль, с тобой и надо обращаться, как с троллем! – вызывающе сказал он.
«Это значит, вот так, как сейчас?» – хотел было спросить Питер, но удержался.
В дверях неожиданно появился доктор и испуганно крикнул:
– Что здесь происходит? – Потом обратился к одному из санитаров: – Я же строго-настрого предупредил: как только он проснется, сразу позвать меня!
– Простите, док, – буркнули санитары и отошли в сторону.
– У вас все нормально? – Доктор встревоженно посмотрел на Питера.
– Конечно. Я и пациент…
– Я не с тобой разговариваю! – Доктор подошел к Питеру поближе.
– Да, – отозвался Питер, – все в порядке. Один из санитаров выключил экран.
– Пожалуйста, оставьте нас одних, – сухо сказал доктор. Санитары покорно направились к двери, один из них,
проходя позади доктора, перехватил взгляд Питера, молча приложил палец к губам, затем показал мальчику кулак. Питер все понял. Будет лучше, если он будет держать язык за зубами…
– Питер, – сказал доктор и осторожно сел на пластмассовый стул, – нам надо поговорить.
– Хорошо… – неуверенно отозвался подросток.
– То, что… э-э… случилось вчера… Это недопустимо. Тем более, так сказать, в твоем положении. Тебе следует контролировать себя. – Доктор нервно теребил рукой край халата. – Пойми, ты – тролль. И ты даже представить себе не можешь, как ты силен! Ты должен научиться сдерживать себя. Понятно, что у тебя был стресс, но это не может служить оправданием. Пойми, люди все еще испытывают страх перед такими, как ты. Прежде чем они привыкнут к мутантам, пройдет много времени.
– Из-за этого и начались беспорядки в Сиэтле? – нетерпеливо прервал его Питер.
– Да.
– А почему вы решили, что в конце концов все наладится?
Доктор улыбнулся:
– Возможно, ты прав, но я верю в разум, верю в людей… Питер криво ухмыльнулся:
– Скажите, когда я смогу отправиться домой?
– Как раз об этом я и хотел с тобой поговорить. Мы могли бы уже завтра выписать тебя. Твой отец договорился с одним врачом, работающим у нас в больнице, чтобы тот последил за тобой и помог тебе привыкнуть к новому телу. Это действительно крупный специалист в нашей области, один из лучших в мире.
– Хорошо… – Питер настороженно посмотрел на доктора. – А что вы имеете в виду, когда говорите, что я должен привыкнуть к своему телу?
– Питер, по сравнению с теми днями, когда тебя доставили сюда, ты потяжелел на сотню килограммов. Стал выше, раздался в плечах. Долгое время ты лежал неподвижно, руки, ноги, так сказать, затекли… Тебе нужно время, чтобы обрести форму…
– А как насчет моего сознания?
– Сознания? – Доктор поежился.
– Да, как насчет моих мыслей, чувств, ощущений? Вы сами говорили, что я должен контролировать свои поступки. Мне же нельзя впадать в ярость! – Он захлебнулся, припомнив показанный ему из-за спины доктора кулак. – А что, если я не смогу совладать с собой и так разозлюсь?! Что, если я разойдусь, как может разойтись тролль?! Пусть даже я не тролль, а только похож на него!… Поймите, от одной этой мысли можно сойти с ума!…
– Послушай меня! Это очень важно. – Доктор опять смотрел на него спокойно и твердо. – Ты помнишь, что такое ДНК? Помнишь что-нибудь из генетики?
Питер попытался сосредоточиться. Страх все сильнее и сильнее охватывал его. Неужели он все забыл? В голове сплошная пустота. Ни единой зацепки. Как же он жить-то будет? Снова идти в начальную школу? В памяти опять всплыл показанный из-за спины кулак. Вот это он помнил крепко. Ну, может, еще кое-что… Например, что гены – это такие цепочки молекул и существует какой-то определенный порядок в их соединении.
– Что-то похожее на код, верно я говорю? На тайнопись, где каждая буква занимает строго определенное место?…– попытался он сформулировать свою мысль. – Именно порядок сцепления… определяет вид живого существа…
Он почувствовал стыд – как же он мог сморозить такую глупость? Какие буквы могут быть в живом существе? Человек не является суммой слов, а тем более каким-нибудь предложением.
– Простите, – смутился он. – Я что-то не то говорю…
– Нет-нет, все правильно, – покивал головой доктор. – Конечно, путано, но, в общем, ты на верном пути. Мы действительно считаем, что ДНК представляет собой особого рода код. Так сказать, шифр из четырех букв… Или значков… Символов, наконец… Эти буквы не что иное, как четыре азотные группы – нуклеотиды, – которые имеются в ДНК. Они обозначаются следующим образом: буква А соответствует аденину, Г – гуанину, Ц – цитозину и Т – тимину. Эти четыре нуклеотида соединяются между собой в различной последовательности. Комбинаций может быть множество, тем более если учесть, что и в длину они могут вытягиваться каждая наособицу. Вот этот строго определенный набор в целом называется геном. В нем могут быть сосредоточены десятки или сотни тысяч подобных последовательностей. Есть гены, состоящие их миллионов последовательно расположенных нуклеотидов. Выглядит это таким образом – ГЦАТГТАТЦЦТГТА… и так далее.
Что-то в этом разговоре показалось Питеру интересным.
– И как же они работают? – удивленно спросил он.
– Гены?… Они определяют все признаки существа. Например, цвет волос, форму и размер черепа, цвет кожи… В ядре клетки есть особые структуры – хромосомы. Перед началом деления клетки происходит, так сказать, удвоение каждой из них, и в процессе клеточного деления сходные хромосомы расходятся в образующиеся молодые клетки. Таким образом, они получают полный набор хромосом. Зрелые половые клетки имеют вдвое меньший набор хромосом. Полный их набор восстанавливается в оплодотворенной клетке. В каждой паре сходных хромосом одна унаследована от отца, другая – от матери. Хромосомы и обеспечивают основу наследственности, а носителями наследственных признаков являются гены, то есть определенные участки хромосом. Каждый ген отвечает за построение белковых молекул нового организма по определенному образцу…
– А-а, теперь вспомнил – этим образцом и является ген. С него как бы копию снимают… – Питер попытался приподняться на локтях, но ремни не позволили. Он вновь опустил голову на подушку. – Ну а дальше что?
Доктор усмехнулся:
– В конце двадцатого столетия ученые начали изучать строение ДНК. В то время не знали самого главного – за что отвечают те или иные гены. Важно было определить, какие именно структуры, определяют цвет кожи, состав крови… Проект детального изучения генов назывался Геномной программой. Ее разрабатывали во всем мире, особенно в бывших Соединенных Штатах. В различных странах изучали определенные участки цепочек человеческих ДНК, подводили итоги и в конце концов выяснили, какие гены способствуют воспроизведению того или иного признака. Например – о, черт, как же его звали? Ага, Федженс из Мичиганского университета… Так вот, этот Федженс тридцать два года исследовал пять поколений одной и той же семьи. Семьи страдали от диабета. Федженс составил общий банк генов всех родственников, а ученый-генетик Белл сравнивал наследственные цепочки людей, больных диабетом и здоровых. Таким образом определили те участки генетической цепочки, которые могли быть виновны за возникновение заболевания. Но это было только начало! Потребовалось три с половиной года напряженной работы, чтобы разобраться во всем этом как следует! Одним словом, хорошо-то хорошо, да ничего хорошего…
– Помню, помню! – обрадованно воскликнул Питер. – Нам об этом в школе рассказывали! Такие исследования проходили по всей стране!
– Точно. – Доктор вытянул из кармана платок и вытер пот. – Но когда США распались, большинство молодых государств стали прятать информацию от ученых других стран. А теперь и корпорации ввели режим строгой секретности. Куда… э-э… более строгий… Так что к настоящему времени геномная программа почти совсем заглохла…
– Но ученым же все равно удалось получить карту наследственных признаков человека? Настоящего, здорового… – Глаза Питера горели.
– Да, – согласился доктор, – такая наследственная карта существует. Но все пока слишком общо. В целом, так сказать… Наряду с теми генами, которые нам удалось «прочитать», существует еще множество цепочек, смысл которых мы понять не в состоянии. Конечно, они у нас обозначены на карте, но мы вынуждены их игнорировать. Одни из них, как мы считаем, являются побочным продуктом эволюции, другие отвечают за какие-то функции организма. За какие – пока неизвестно… Третьи – регулируют процесс воспроизводства генов, но каким образом это происходит…
– А какие-то из них являются причиной появления металюдей, – мрачно добавил Питер.
– Да. – Доктор заерзал на стуле. – Сначала мы думали, что эти гены являются чужеродными, внесенными извне образованиями, что они были привнесены в наши организмы магическими обрядами или как-то еще… Мы на самом деле… э-э… плаваем в этих вопросах. Единственное, в чем мы сошлись, так это в том, что магия разбудила не работавшие до сих пор гены… ведь в наследственной цепочке работают далеко не все звенья… э-э… так сказать. Многие заложенные в нас способности как бы спят. Они есть в организме, но как бы в неявной, пассивной форме.
– Вы говорите, что мой набор генов есть часть моего существа, – перебил доктора Питер. – Значит, я – тролль, потому что мои хромосомы оказались таковыми и с этим ничего не поделаешь? Просто надо принять этот факт и смириться?
– Да. Такова, так сказать, твоя природа. – Доктор покивал головой.
– Но диабет – это болезнь. Правильно?
Доктор сделал паузу. Он явно не понимал, к чему клонит Питер. Потом согласился:
– Так и есть…
– И ученые изучали наследственный аппарат, чтобы найти средство для исцеления страдальцев. Так?
– Да.
– Чтобы изменить какие-то участки в наследственных цепях…
– Вот ты о чем! – наконец-таки понял доктор. – Пойми, сахарный диабет – это болезнь. А ты, как я уже сказал, совершенно здоров.
– Ага, этакий совсем здоровенький! Как те, которых избивали в Сиэтле! Жгли в собственных домах! Народ считает, что мы больны. И что болезнь наша – заразная…
Доктор протестующе замахал руками:
– Это проблема взаимодействия с окружающим миром. Корень зла в окружающих, а не в твоем теле!
Питер отвернулся. Ему так много хотелось сказать, но слов не было. Сердце забилось быстрее. Тело напряглось.
Нет, что-то в его ощущениях было не так. Не так, как всегда. Чужое сердце колотилось в груди. Напрягалось чужое тело. Не его! Он глянул поверх простыни. Под белой тканью куполообразно возвышалась грудь, дальше выделялись огромные колени и голени. Все это было чужим, вовсе не человечьим. Это тело не могло принадлежать отроку, которому исполнилось пятнадцать лет. Оно было слишком велико для него, слишком массивно. Тело тролля…
– Все это не для меня! – Голос Питера задрожал. – Я не хочу, чтобы все это происходило со мной.
– Питер, мы не знаем, как все происходит. Мы еще не научились управлять генами! – Доктор нервно кашлянул.
– Я постараюсь научиться…
– Может, у тебя что-нибудь и получится… – с печалью в голосе ответил док, и Питер понял, что тот хотел сказать нечто совсем противоположное. – Мне надо идти. Утром придет отец и заберет тебя домой.
Доктор повернулся и вышел.
Питер вздохнул, расслабился и попытался устроиться как можно удобнее. Как то позволяли стягивающие его тело ремни… Ничего! Теперь уже недолго осталось! Утром придет папочка и заберет его отсюда.
На следующее утро доктор пришел в палату вместе с каким-то мужчиной. Питер сразу же догадался, что это и есть знаменитый специалист по метахомикам.
– Доброе утро, Питер, – сказал док и представил своего спутника: – Это Томас. Томас, познакомьтесь – Питер.
Томас оказался этаким здоровяком. Высокий, плотный, с круглым румяным лицом… Питер мельком глянул на него и жадно уставился на захлопнувшуюся дверь. Все высматривал и высматривал, когда появится отец. Но никто не появлялся. Он удивленно посмотрел на доктора. Может, папочка опаздывает? Может, он придет попозже? Оба посетителя молчали. Видимо, ждали, когда же Питер наконец-таки поздоровается.
– Доброе утро, – разочарованно откликнулся он. Томас подошел к постели:
– Я бы хотел сам с ним поговорить… – Он в упор посмотрел на доктора. – Спасибо.
Доктор кивнул и вышел из палаты.
– Как ты себя чувствуешь? – улыбнулся Томас.
– Отлично.
– В самом деле? – Он удивленно поднял брови. – Я, в общем-то, рассчитывал встретить человека, который чуточку выбит из колеи.
Питер задумался. Он никак не мог понять, нравится ему этот человек или нет. Поэтому решил промолчать.
Томас наклонился и стал ловко расстегивать зажимы
на ремнях, которыми был спеленут Питер. Проделывал он все это так, словно просил прощения за людей, которые круто обошлись с мальчиком. Наконец, когда последняя застежка была отстегнута, он кивнул Питеру:
– Подожди-ка секундочку!
Затем поднял правую руку подростка и осмотрел ее. В том месте запястья, где рука была схвачена ремнем, остался голубоватый четкий след. След был здорово заметен, ведь тело Питера отливало странным зеленовато-бурым цветом. Томас улыбнулся и стал растирать затекшее место. Эта процедура почему-то Питеру не понравилась. Он попытался отдернуть руку, но у него ничего не вышло. Его набухшая, похожая на кусок бревна рука отделилась от кровати и ударилась о низкую белую тумбочку. «Вот так! Я совсем разучился владеть своим телом!» – с горечью подумал Питер.
– Полегче, полегче! – успокоил его Томас. – Попытайся расслабиться! – Потом положил руку на прежнее место и вновь принялся растирать запястье.
Питеру все это страшно не нравилось, но на этот раз он двигаться не стал. Кто знает, что из этого выйдет. Лучше уж лежать тихо. Через какое-то время он почувствовал облегчение. Застоявшаяся кровь наполнила капилляры и хлынула в пальцы.
Томас опять улыбнулся, встал и принялся массажировать то руки, то ноги Питера. Как раз в тех местах, где ремни больно врезались в тело. Потом Томас отдернул простыню и стал растирать грудь. Выверенные, точные движения… Вот массируется шея… вот плечи… вот пальцы ног…
Питер поглядывал на Томаса. Тот работал с увлечением. Сразу было видно, что он классный специалист. В конце концов Питер закрыл глаза и отдался его мягким крепким рукам. Через несколько минут Томас попросил пациента перевернуться на живот. Питер приподнялся, дернулся и опять упал на кровать. У него ничего не вышло. Он никак не мог совладать со своим огромным телом. Томас подхватил его, как ребенка, перевернул и стал массировать – от шеи к ногам, от шеи к ногам… К тому времени, когда Томас добрался до копчика, Питер уже мурлыкал от удовольствия.
Процедура длилась минут сорок. Когда все было закончено, Томас сложил руки на груди и участливо спросил:
– Ну как? Теперь ты готов отправляться домой?
Питер ойкнул. Он подумал, что ему, видимо, лучше было бы остаться в больнице, рядом с этим замечательным умельцем Томасом… Полежать, окрепнуть, привыкнуть к тому, что с ним произошло, чем возвращаться в родной дом… Он уже откровенно сердился на папочку. Почему он все-таки не пришел? Занят? А может быть, не хочет лишний раз смотреть на Питера? Но выбора у него не было.
– Вы же пойдете со мной, правда? – бодро спросил он.
– Да. Твой отец уже приготовил для меня комнату. Я буду жить вместе с вами.
Это было хорошо, но Питер постарался не выказать своих чувств.
– Ну что ж, давай продолжим. – Томас опять подошел к кровати. – Попробуй-ка сесть.
Питер с трудом перевернулся на спину, потом оперся на руки и приподнялся. Томас подоспел вовремя и поддержал спину. Тяжелая процедура! Питер чувствовал себя мешком с удобрениями.
Он медленно выпрямился и тут же потерял равновесие. Томас опять подоспел вовремя и поддержал его.
– Я такой высокий… – Подросток растерянно посмотрел на себя.
– Да уж! Ну-ка вытяни руки. Пришло время стать настоящим амбулаторным больным.
Питер вытянул руки, и Томас тотчас стянул с него больничную одежду. Потом открыл принесенную с собой сумку и вытащил оттуда просторную рубашку с короткими рукавами и шорты.
– Как раз по размерам тролля? – недоверчиво спросил
Питер.
– Да. Твой отец подготовил целый гардероб. Остальное в моей сумке. А ну-ка подними руки!
Томас обращался с ним, как с младенцем. Накинул рубашку на голову, помог просунуть руки в рукава, потом сказал:
– Теперь ложись на спину.
Питер лег. Тело подчинялось ему с таким трудом, что он со страхом подумал, – а сможет ли он вообще когда-нибудь встать. Томас натянул на него шорты.
– Прекрасно. Теперь поднимайся!
Питер напряг мышцы живота – корпус чуть оторвался от постели. Силенок ему явно не хватало, он упал на кровать. Пошевелил руками, поднял их – трудно… каждое движение давалось с трудом… Попытался сесть еще раз – ничего не вышло. Брюшной пресс либо совсем ослаб, либо перестал ему подчиняться. Томас обошел кровать и правой рукой сильно толкнул Питера – тот сразу же сел. Подростку было стыдно – ну что он как младенец из: люльки, беспомощный, нуждающийся в поддержке… Он горько рассмеялся про себя – хорошие ему предстоят денечки… Удары, тычки, зуботычины, оплеухи, пощечины так и посыпятся на него ей всех сторон! Прямо с сегодняшнего утра все и началось – первым отлупил его санитар, теперь Томас толкает изо всех сил, помогая встать.
– Подожди минуту! – сказал Томас и вышел в коридор. Через несколько секунд он появился снова вместе с креслом на колесах, отделанным серебристым металлом.
– Это для меня? – с испугом спросил мальчик.
– Я позаимствовал у больничной охраны, чтобы ты мог выехать отсюда, – успокоил его Томас. – Питер, ты скоро сможешь ходить, хотя в первое время это будет нелегко. Собственно, поэтому меня и приставили наблюдать за тобой. Кстати, мы должны сотрудничать. А о слабости своей не волнуйся: скоро ты станешь так силен, что сам удивишься. Будешь как огурчик. Куда крепче, чем до трансформации.
Он сказал это так просто – «трансформация», – что Питер не поверил собственным ушам. В устах Томаса этот термин не имел того пугающего, леденящего значения, которое каждый раз потрясало Питера, когда он задумывался о том нелепом, чудовищном превращении которое с ним случилось. Ясно, что Томас как врач уже не раз сталкивался с подобными случаями. Вон у него какие профессиональные ухватки… Видно, немало прошло через его руки пациентов, бывших когда-то нормальными людьми, а потом проснувшихся и обнаруживших, что в один прекрасный день они стали монстрами. Как это все-таки страшно! Был человек человеком – и вдруг стал представителем чуждой расы. И нечего трепаться насчет генов! Кому это интересно? Он что, каждому встречному начнет объяснять теорию наследственности? И что объяснять-то? Что он точно такой же человек, как и другие? Кто в это поверит?! С первого взгляда ясно, что он – чудовище и ничего, кроме страха, вызвать не может. Разве что Томас притерпелся, ведь это его работа…
Врач подкатил кресло к самой кровати и приказал:
– Замечательно! А ну-ка встань.
Питер с трудом подтащил себя к краю постели. Неожиданно для него самого его ноги коснулись пола. Точнее, стукнулись об пол. Он напрягся, попытался удержать себя в вертикальном положении и встать, но понял, что слишком ослаб, и тут же оставил все свои попытки. Страшно было вытянуться во весь рост, а потом, потеряв равновесие, рухнуть на настеленный на пол линолеум. Он не чувствовал ни рук, ни ног – его конечности словно принадлежали кому-то другому.
– Я не могу. Двинуться не могу… – дрожащим голосом выговорил он.
– Нет, ты можешь. И сможешь. Расслабься-ка, вот так. – Томас подошел и положил руку Питера к себе на плечи. – Вот и хорошо. Сейчас мы встанем. Ты готов? Раз… два… три!
Томас опять изо всех сил пихнул его в спину, и Питер неожиданно для самого себя потянулся и взгромоздился на собственные ноги. Его тут же повело в сторону, но врач оказался крепким парнем – он ловко подхватил его под локоть и вернул в состояние равновесия.
Питер сверху вниз посмотрел на Томаса – тот задрал голову и с явным удовольствием оглядел Питера. Потом, улыбнувшись, спросил:
– Ну как, большой парень?
– Я такой огромный!…
– Ты еще растешь, Питер. И будешь расти.
– Не может быть!
– Тролли, случается, достигают трех метров. Питер дернулся, но попытался улыбнуться.
– Доктор сказал, что я не тролль, – вежливо поправил он.
– Так-то оно так, но люди, в большей своей массе, доверяют очевидному. Когда все будет закончено, Питер, ты сам решишь, как себя называть. Но я со своей стороны буду величать тебя троллем. – Он не дал Питеру возразить. – Ну-ка, ну-ка, а теперь переберемся в кресло…
Томас помог подростку опуститься в кресло. Питер опустил руки на подлокотники. В тот момент, когда он садился, ему показалось, что пол как-то странно поехал влево. Он инстинктивно наклонился вправо, и вдруг – комната перевернулась, а перед глазами мелькнул выдавленный на линолеуме рисунок. Раздался страшный грохот. Он закрыл глаза от ужаса, а когда открыл их, обнаружил У своего носа все тот же рисунок на линолеуме. Узор был стерт и едва проступал – сколько же ног должно было пройти по гулкому полу этой палаты?…
Врач опустился возле него на колени, положил руку на спину:
– С тобой все в порядке?
Питер зарычал. Больше всего на свете ему хотелось, чтобы Томас оставил его в покое. Пусть уходит! Пусть никто на свете не видит, в каком положении находится Питер.
Бревно бревном! Ни рукой, ни ногой шевельнуть не может. До слез обидно. Стыдно!
– Я не хочу…
– Что? – не понял врач.
– Я не хочу возвращаться домой. Не хочу, чтобы папа видел меня… такого. Лучше я здесь останусь…
Питер вытянул руки. Он словно бы пытался вцепиться в гладкий поблескивающий пол. Если бы ему это удалось! Никто не смог бы оторвать его и вытащить отсюда. Волей-неволей, а им пришлось бы оставить его в больнице.
– Питер, ты упал. Ну и что! Это бывает сплошь и рядом. Сила тяжести на всех нас действует одинаково, да и кто в своей жизни хотя бы раз не вставал на четыре точки! Это участь любого существа, живущего на земле. Такова наша судьба. У нас есть воздух, вода, пища. Разве этого мало? И все это результат действия силы тяжести. Так что с ней надо просто-напросто смириться.
Питер повернул голову и глянул на Томаса:
– Что же тогда называют адом?
– Я не говорил, что у нас все прекрасно. Но меру плохого и хорошего в жизни определяет сам человек. Ладно, поднимайся! Ты же не собираешься всю жизнь лежать на полу!
– Почему бы и нет. Если бы я не пытался встать, я бы не упал, – зло буркнул Питер.
– Логика у тебя непробиваемая. Но ты ничего не сможешь сделать, если не встанешь. – Томас откровенно смеялся.
Питер оставался неподвижным. Он словно бы сомневался, а стоило ли ему вообще шевелиться, трепыхаться, двигаться? Чтобы потом вновь рухнуть на пол? Он и в самом деле не испытывал никакого желания подниматься. Конечно, он понимал, что это простое детское упрямство и в конце-то концов смешно вот так вот лежать на полу.
И вдруг он подумал: а имеет ли он теперь право на подобные глупости, на капризы, нытье, поиски участия? Дожидаться сострадания и ласки от санитаров? Как же, дождешься!… И подобных им большинство… Они будут только рады, если он останется лежать на полу, а если он еще и расплачется – то-то для них будет потеха! Вот уж весело начнут они отплясывать на нем!… Эта мысль отрезвила его. Он подтянул руки, согнул их в локтях и попытался оторваться от пола. Томас бросился ему помогать, и Питер кое-как встал на колени. Полдела было сделано. Но только полдела. И на коленях не проживешь, хотя даже в таком положении он оказался чуть ли не выше Томаса. А если еще выпрямиться, расправить плечи, подтянуться – так и совсем высоко. Только смешно пыжиться, стоя на коленях. Вот когда он вытянется в полный рост, тогда можно будет подтянуть живот, выпятить грудь, вскинуть голову. Ну-ка, санитары, ближе, ближе… Еще ближе… Но для этого надо подтащить правую ногу, изловчиться поставить ее на ступню. Ой, как больно! Какой он неуклюжий! Это движение далось ему с большим трудом. А вот с левой ногой справиться оказалось куда проще. Теперь последнее усилие… Так, осилили! Теперь надо отдышаться, а потом он уже самостоятельно попытается добраться до кресла…
– Что ж, совсем неплохо, – одобрительно кивнул Томас.
Питер коротко посмотрел на него, а потом решил объяснить:
– Я должен научиться владеть своим телом не хуже, чем до…
Томас поиграл бровями, встал сзади и покатил кресло к двери.
– Это невозможно! – неожиданно выговорил он.
– Что вы имеете в виду?
– Питер, твое прежнее тело… оно в прошлом. Оно утеряно навсегда.
Когда кресло выкатилось в огромный холл, Питер, привыкший к тишине больницы, невольно поразился: как, однако, шумен и звонок окружающий мир! Здесь, в приемном зале, находились врачи – они то входили, то скрывались в коридоре, то опять возвращались к экранам небольших личных компьютеров. На экранах что-то светилось. Автоматические устройства заносили сведения в память, отвечали на вопросы… То тут, то там проезжали механические носилки, сигналили на ходу, призывая дать им дорогу, – на их панелях перемигивались лампочки; именно здесь располагалась клавиатура для набора кода-задания, которое должны были выполнить эти самодвижущиеся тележки. За прозрачной стеной сидели медсестры – они что-то говорили в микрофон и выслушивали ответы. Наверное, записывали больных… Причем все разговаривали в полный голос. Никто не обращал внимания на соседа.
В глубине зала Питер заметил трех похожих на него троллей, четырех орков, подальше были видны эльфы. У некоторых руки и ноги были в гипсе, другие лежали на носилках.
– Они что, тоже превратились, как и я? – удивленно спросил Питер.
– Нет. – Томас отвел глаза. – Они помещены в отдельный корпус для металюдей. Проходят обычный курс лечения.
– Похоже, что это все, кто остался в живых? – решил уточнить Питер.
– Ты прав. Им еще повезло. Ведь беспорядки вышли за пределы Сиэтла. Волнения прошли по всем Объединенным штатам, в Калифорнии, даже в некоторых индейских государствах… Сегодня утром я слышал, что и в Лондоне прокатилась волна бунтов. Да и у нас было неспокойно, множество требований, угроз… Настаивают, чтобы металюди были изгнаны из госпиталя. И та же самая история по всему континенту.
– Но почему?
– Не знаю, может, человеческая глупость? – Томас удивленно пожал плечами. – Я действительно не могу этого понять. Большинство считает, что металюди заразны и при соприкосновении с ними возникает опасность заражения. Это, мол, какая-то эпидемия, болезнь… Тут сразу вспоминаются проблемы, какие были со СПИДом или с мором, вызванным ВИТАСом… Не знаю.
– Теперь, значит, госпиталь избавляется от нас? – задумчиво протянул Питер. – Поэтому и меня отправляют домой…
– Нет. – Томас постучал руками по спинке кресла. – Ты был внесен в список на выписку еще до того, как прошлой ночью начались волнения. Этих больных отправляют в особые секретные убежища. Там о них позаботятся. Так, по крайней мере, мне сказали. Администрация, мол, не может рисковать их жизнями. А то того и гляди обезумевшие фанатики доберутся до них.
– Что, они убивают подобных мне прямо на улицах?
– Не совсем так… Мне понятен твой гнев…
– Я вовсе не разгневан, – скороговоркой ответил Питер, хотя в душе он знал, какую волну ярости вызвало в нем это обстоятельство.
– Конечно, ты расстроен… – начал Томас, но Питер раздраженно перебил его:
– Вовсе нет!…
– А вот санитар, которому ты прошлой ночью отбил почки, не сможет в течение трех недель приступить к работе.
– Как? – Питер широко раскрыл глаза.
– Успокойся. – Томас положил руку ему на плечо. – Я просто хотел привести пример, чтобы ты понял, что внутри твоего организма произошли крупные изменения. Они еще не закончились. Бессмысленно отрицать это. Что касается санитара, с ним все в порядке. Подобные случаи не редкость в их работе. Как говорится, издержки профессии…
Они добрались до лифта. Стрелки возле сомкнутых дверей мигали: вверх – вниз. Глядя на бегающие огоньки, Питер решил, что его палата находилась на третьем этаже.
За створками послышалось шипенье, они плавно раздвинулись, и Томас вкатил внутрь кресло. В лифте стояла красивая женщина с маленьким кудрявым мальчиком. Она подозрительно глянула на Питера, попыталась скрыть страх и передвинула ребенка за спину. Потом внезапно подняла малыша на руки и выскочила из лифта. Двери тотчас же закрылись.
В груди у Питера похолодело.
– Не расстраивайся, – сказал Томас. – Она просто испугалась.
Томас подвез Питера к автомобильной стоянке, к большому полугрузовому «фольксвагену» – «Суперкомби Ш». Они остановились возле тех дверей, где можно было сесть в пассажирский салон. Врач распахнул их, и Питер попытался осторожно встать. Подняться-то он поднялся, но его тут же повело в сторону, и он почти рухнул грудью на дверь. Удержался, переставил ноги – и только тут обратил внимание на отражение своего лица в автомобильном стекле. До сих пор никто в госпитале не приносил ему зеркало – теперь было понятно почему.
Зубы у него стали огромные, а из нижней десны торчали два похожих на собачьи клыка. Они были так длинны, что заходили на верхнюю губу. Глаза пожелтели. Теперь они были глубоко посажены в глазницы. Голова… Голова имела чудовищные размеры, к тому же ее украшали большие остроконечные уши. Питер даже в бреду не смог бы вообразить подобную внешность. Он поверить не мог, что это его лицо. Может, стекло что-то исказило?
– Нет, – неожиданно откликнулся Томас, который уже несколько минут терпеливо стоял рядом. – Ты не ошибся. Это твое лицо. Ну что, готов? Давай-ка попробуй залезть в машину.
Он опять стал поддерживать и подталкивать Питера, и вскоре они уже сидели в салоне. Поерзав, подросток с удивлением обнаружил, что сиденье ему впору и голова не упирается в потолок. Наверное, все было предусмотрено заранее…
Томас тем временем погрузил кресло в заднее, багажное отделение, затем сел на место водителя и включил мотор. Он помалкивал, а Питер все еще продолжал рассматривать свое отражение в стекле. Оторваться от собственного лица он смог только дважды: в первый раз его внимание привлекла кричащая толпа, а потом кто-то швырнул бутылку в их автомобиль.
– Кажется, в госпитале я был в большей безопасности, – уныло сказал Питер.
– Может, поэтому судьба и наградила тебя дубленой шкурой. Тебе придется с этим смириться. – Томас заговорщицки подмигнул подростку.
– Почему я должен с этим мириться?
– Может быть, тебе и не следует выказывать покорность. Однако куда денешься! В чужой монастырь со своим уставом не лезут. Так устроен мир. Люди глупы, с этим ничего не поделаешь.
– Но разве мы не в состоянии сами изменить правила игры? – Тут Питеру на язык само подвернулось подходящее слово – «закон». – Я думаю, что следует издать закон…
Томас поиграл бровями.
– Эх, Питер… Во-первых, кто пишет законы? Люди. Они придумывают законы. Так что тебе не удастся, прикрывшись законом, избежать общения с людьми. И если природа допустила, что ее высшее достижение – человек – не более чем скопище грехов, пороков и откровенной тупости, что с этим поделаешь? И эти ослы еще в поте лица трудятся над составлением законов! Что хорошего можно от них ждать? Во-вторых, любой, даже самый превосходный закон можно проигнорировать. Ты не сможешь в судебном порядке заставить людей быть умными. Доброту, человечное отношение к подобному тебе нельзя внедрить распоряжением. Люди всегда будут делиться на плохих и хороших. Да-да, вот так просто – на хороших и плохих. От этого не отвертишься. Это вечная истина.
– Доктор утверждал, что, по его мнению, люди в конце концов станут лучше… – Питер умоляюще посмотрел на Томаса.
– Возможно, он прав, – пожал плечами тот. – Не отрицаю, что может наступить такой день, когда я соглашусь с ним. В старости, например… Или кто-то сможет переубедить меня. Кто знает…
Они ехали долго. Наконец машина миновала лес и подкатила к маленькому старинному домику, украшенному накладными металлическими пластинами. Питер никогда раньше не видел его. Или он не прав? Вот чертова память!…
– Выходит, здесь я буду жить?
– По-видимому… – Томас потянулся и вытащил из кармана записную книжку, потом неторопливо заглянул в нее. – Мне дали именно этот адрес. Что-то не так?
– Нет, простите. Как раз здесь я живу. Просто запамятовал. Мы переехали сюда три недели назад. Ой, что я – семь недель назад. – Подросток осторожно потрогал лоб. – Я так поглупел за это время. И мысли все какие-то вялые, словно ватой укутаны.
Томас повернулся и, прищурившись, посмотрел на Питера:
– У меня создалось обратное впечатление. Как раз глупцом тебя не назовешь. Почему ты считаешь, что сильно поглупел?
– Но ведь я же тролль! Значит, я стал совсем безмозглым! По крайней мере, дурнее, чем раньше…
Врач усмехнулся:
– Питер, твои способности восстановятся вместе с физическими возможностями. Эти процессы взаимосвязаны. Конечно… здесь много нюансов… Если тело изменяется в значительной мере, то мышление чаще всего остается таким, каким было до трансформации. Есть, конечно, отличия. Например, вялость мыслей, некоторое тугодумие. Это вовсе не тупость, просто процессы мышления у троллей идут гораздо медленней, чем у нормальных людей. Когда ты был человеком, – Томас невозмутимо заглянул в записную книжку, – твой IQ составлял 184 пункта. Это очень много. Возможно, ты не будешь так же сообразителен, как и раньше, но это никому не известно. В этих вопросах наука еще до сих пор плавает.
Слова Томаса больно кольнули в сердце. Питер уже начал свыкаться с мыслью, что его мозги стали подобны коровьим – ну, может, чуть поумнее… Так легче прожить. Ни тебе надежд, ни достойного будущего. Оттопал свой век – и в могилу. Да и папочка вздохнет свободнее. Неприятно, конечно, но что поделаешь.
Врач как будто читал его мысли:
– Не рассчитывай на это. Выбор за тобой. Ты можешь решить, что все тебе о самом себе известно – и глуп, мол, и уродлив. С тем и жить. А можешь постоянно наблюдать за собой, не бояться трудностей, лицом к лицу встречать то новое, что поселилось в тебе, изучать его, пытаться досконально познать самого себя…
Питер ничего не ответил. Тогда Томас продолжил:
– Конечно, решение можно принять и попозже. Оно может подождать, но выбирать все равно придется. И не думай, что ты такой особенный. Каждое живое существо рано или поздно сталкивается с подобной альтернативой.
Пока Питер с помощью Томаса добирался до входной двери, несколько соседей оживленно что-то обсуждали и во все глаза смотрели на тролля, неуклюже ковылявшего к своему коттеджу. Войдя в дом, Питер с интересом оглядел прежние апартаменты. Обстановку сменили – теперь мебель выглядела тяжеловесной, прочной. Все, что можно было, укреплено металлическими листами… Как раз то, что ему нужно.
Томас принес сумку с грудой одежды, которую накупил троллю отец. Здесь были и рубашки, и брюки, и ботинки, сшитые как раз на его размер ноги. Питер догадался, что все эти вещи стоили кучу денег. Он расстроился от этой мысли – в какие расходы он вогнал папочку? И потом… Как же выходят из положения те тролли, которые бедны и не в состоянии заплатить за свой гардероб? Он тотчас же спросил об этом у Томаса.
– Хороший вопрос, – кивнул тот. – В общем-то, промышленность не производит одежду таких размеров, которая сгодилась бы троллям и оркам, – слишком мало покупателей, узок рынок. Поэтому метахомики вынуждены шить себе сами. Цвет и фасон при этом не имеют значения. Вид, конечно, непрезентабельный…
Питер удивленно оглядел ворох одежды. На его взгляд, все было достаточно приличного качества. Томас был чрезмерно строг.
– Ты не понял, – сказал врач. – Я не имел в виду именно эти вещи. В некоторых странах, особенно там, где средний уровень жизни достаточно высок, троллям приходится и одеваться поприличней. Иначе не выжить…
Томас развесил одежду на плечики и убрал в шкаф, потом спросил:
– Итак, Питер, что ты предпочитаешь – отдохнуть или заняться работой?
– Заняться работой… – живо откликнулся подросток.
– Отлично. Тогда – вперед!
И Питер принялся ходить. Туда и обратно, от двери до окна, потом вокруг дома. Он взбирался и спускался по лестнице, вышагивал вдоль клумб, неуклюже огибал деревья. Томас не мог скрыть изумления – откуда такое упорство? Питер и сам не мог этого объяснить. Мальчиком-подростком он проявлял куда меньше рвения и трудолюбия. Только тогда, когда тролль смог передвигаться без помощи Томаса, он позволил себе отдохнуть.
Отдохнув, Питер снова принялся ходить – до самой ночи!… Ходьба здорово утомляла тролля, но, к его собственному удивлению, каждый раз, когда казалось, что он уже не в состоянии шевельнуться, сил у него прибывало. Вот так – обопрется о стену, постоит, отдышится и снова воюет с собственным телом.
Часа через четыре он вспомнил о папочке и представил, как тот удивится, застав его разгуливающим по квартире. Вот какие усилия приложил сынок, чтобы поскорее встать на ноги! С минуты на минуту отец должен был вернуться из университета. Но время шло, а отца не было. Питер ждал до полуночи, а потом решил, что этой ночью отца ему уже не дождаться. Тут он вспомнил, что раньше его папочка – Уильям Клерис – любил засиживаться допоздна в своей лаборатории. Ничего странного в том не было.
– Знаешь, Томас, я все-таки здорово устал, – сказал Питер, пытаясь скрыть свое разочарование. Даже в такой день отец не смог пораньше выбраться домой! – Я все-таки лягу…
Врач изучающе посмотрел на него, потом кивнул:
– Конечно.
Когда тролль уже лежал в постели, Томас снова стал массировать его тело.
Откуда-то издалека доносился вой полицейских сирен, крики, звон разбитого стекла, но здесь, в Гайд-парке, все было тихо. Жители этого района хорошо платили за безопасность – и получали ее в достаточной мере. Волнения в городе никогда не переходили границ богатых кварталов.
И все-таки Питер чувствовал острую беспричинную тревогу. Никакая внешняя охрана не могла принести успокоение его душе… Разве что Томас, хорошо умеющий обращаться с троллями…
Когда Питер проснулся, ему сразу же бросились в глаза полки, забитые оптическими чипами. Что это? Только спустя несколько минут он вспомнил, что все эти дискеты – его. Чего только на них не было записано! И популярные рассказы по биологии – особенно много сведений по строению клетки и роли ДНК в воспроизведении жизни, и лекции по истории, литературе. Детали он вспомнить не смог, а потом и вовсе засомневался – да читал ли он всю эту груду информации? От этого вопроса стало совсем грустно.
Кто-то постучал в дверь.
– Войдите, – подал голос Питер. Сердце забилось гулко, тревожно. Это, конечно, папочка.
В комнату вошел Томас.
– Доброе утро! – приветливо сказал он.
– Доброе, – откликнулся Питер. Он не мог скрыть своего разочарования.
– Что случилось? – поинтересовался Томас.
– А где папа? Врач вздохнул:
– Видишь ли… Он ушел очень рано. Сказал, что не хочет тебя будить.
– Хм…
Питер бросил взгляд в сторону полок.
– Ты так много прочитал? – Томас явно хотел поддержать разговор.
– Может быть, – огрызнулся тролль. – Не знаю. Я ничего не могу вспомнить.
Томас кивнул. Эта тема явно пришлась ему по душе.
– В нынешнее время большинство людей очень мало читает, – осторожно сказал он.
Питер вспомнил – так и есть. В начальной школе товарищи смеялись над ним, когда он говорил, что папочка хочет, чтобы он научился читать. По-настоящему!… А не разбирать по буквам, не ограничиваться разглядыванием картинок в тридео. Нет, именно читать. А еще и писать – то есть собственноручно выводить на бумаге древние значки, с помощью которых когда-то передавали сообщения. – Мне кажется, я любил читать…
– Глядя на такое количество дискет, я бы сказал, что это правда.
– Я делал это, чтобы доставить удовольствие отцу.
– О-о! – Томас удивился, потом подошел к полкам и начал перебирать тонкие пластиковые квадраты. Он прочитал названия и окликнул Питера: – Держу пари, что вот эти – твои любимые… «Остров сокровищ»… «Волшебник страны Оз».
– Одноклассники называли меня «упертым»! – Питер мрачно хихикнул – Они говорили, что видео и тридео куда интереснее.
– Это разные вещи.
– Я не помню…
– Ты бы не хотел опять научиться читать, писать? Питер поколебался, потом, собравшись с духом, проговорил:
– Томас, вряд ли я сумею научиться читать. Я забыл, как это делается.
Он замолчал. Подбородок задрожал. На глаза навернулись слезы. Кто знает – научится он читать или нет? То, что раньше он это умел, а теперь не умеет, доставило ему острую боль. Вот что было ясно – в ту пору, когда он умел читать и писать, эти качества резко отделяли его от остальных детей, которым в будущем суждено было стать потребителями информации, а не ее производителями. Конечно, в подобной отчужденности не было ничего плохого, но в любом случае он явно выбивался из общей массы.
– Если ты хочешь, так этому недолго научиться! – ободряюще кивнул ему Томас.
– А если я не смогу?
– Я уверен, что ты сможешь вновь научиться читать. Любой тролль способен на это. А тебе это будет значительно легче, так как я подозреваю, что в прошлом – человеческом – обличье ты был настоящий гений!
– А что, если я не смогу? – Питер упрямо повторил свой вопрос.
– Ну, если у тебя от подобных разговоров портится настроение, так и не надо об этом говорить. Правда, еще и в наше время встречаются люди, которые предпочитают чтение любым видео. Для этого всего-то надо выучить буквы. А тебе – только вспомнить их. Люди, которые умеют читать, тоже смотрят и тридео, и плоский экран – новости, например, или что-то веселенькое. Они и с компьютерами, управляемыми голосом, работают. Конечно, таких людей немного. Для большинства занимающихся чтением это их работа. Они должны уметь читать по долгу службы, иначе им придется прекратить всякие научные исследования. Нельзя, скажем, будет заниматься медициной или новыми техническими разработками. Но таких, как ты сказал, «упертых», мало. Ты вполне сможешь прожить и не занимаясь чтением. Если желаешь… Тогда тебе просто придется выучить несколько слов, например, слово «стоп». Слова будут помогать тебе управлять машинами. Этого вполне достаточно.
– Вы хитрый! – недоверчиво ухмыльнулся Питер. Томас тоже улыбнулся:
– Почему ты так решил?
– В ваших словах… что-то скрыто. Вы меня уверяете, что можно прожить без чтения, а на самом деле… подразумеваете совсем другое. Вы считаете, что мне не к лицу быть простым пожирателем информации. Что картинок и голоса для меня слишком мало.
– Правильно, правильно и еще раз правильно. – Томас довольно захохотал. – Я верный поклонник чтения. Любого!… Давным-давно, когда был принят свод законов, отдававший приоритет государственной системе народного образования, все филологические программы, все учебные планы были изменены в пользу так называемых «звуковых» методов обучения. Законодатели решили, что полное начальное образование – слишком дорогая штука и не так уж оно необходимо. Они провозгласили, что главное, чтобы человек умел справляться со своей работой. Но вот о чем забыли наши умники – или, может, просто не знали, – развитие возможно только в том случае, если каждый гражданин знает больше, чем ему необходимо для исполнения служебных обязанностей. В наше время люди учат слова, а не буквы – вот в чем корень проблемы. Почему нормальные люди швыряют камни и пустые бутылки в троллей и орков? – неожиданно спросил Томас у Питера и сам себе ответил: – Ответ такой – это расизм! Слово-символ «расизм» является как бы видеосимволом. Подобный образ краток, прост, но на этом все его достоинства кончаются. Смысл слова, явление, скрывающееся за ним, теряются, остается только понятие. Вот эти-то лишенные смысла понятия укладываются в пачки, а потом выносятся на экран. Таким образом компонуются, например, новости. Слово «расизм» становится неким цельным символом. Набор таких символов попадает в мозг и там закрепляется с помощью тут же прокрученных сцен насилия, страшных сцен, в которых люди убивают людей. Но самое главное в другом – при такой подаче материала теряется предыстория явления.
– Но ведь некоторые люди умеют читать. Я, например. Вы…
– Питер, наши родители принадлежали к высшему классу. Они могли позволить себе послать нас в лучшие школы, где давали более широкое и углубленное образование. Общество все еще нуждается в тех, кто активно читает. В таких, как мы.
Питер надолго задумался. Томас тоже помалкивал, потом наконец нарушил тишину:
– Прости, если я коснулся больной для тебя темы. Я просто хотел подчеркнуть, что и в нынешнее – сложное! – время хорошее образование очень важно.
Он приблизился к постели и спросил:
– Ну как, займемся массажем?
Питер перевернулся на живот и порывисто вздохнул, когда руки Томаса коснулись его шеи. Приятная, расслабляющая и в то же время заряжающая энергией волна побежала по телу. Врач закончил массировать ноги и попросил:
– А теперь перевернись на спину…
Питер покорно исполнил его просьбу. Веки сами собой закрылись. Открыл он их, когда Томас принялся разминать его плечи. Открыл – и замер, ошеломленный!… Его поразили глаза Томаса… Густо-золотистые… А зрачки-то, зрачки! Черные вертикальные черточки, чуть подрагивающие и искрящиеся при переливах света. И с кожей Томаса тоже что-то произошло. Она приобрела слабый, но совершенно отчетливый зеленоватый отсвет. Лицо обратилось в безжизненную маску… Питер невольно посмотрел на шею и руки Томаса. Вряд ли то, что покрывало их, можно было назвать кожей. Скорее, тело его было обтянуто чешуей… Подросток испугался и тут же отодвинулся подальше от Томаса.
Врач на мгновение замер, его тело и глаза приобрели нормальный, человеческий вид. Он удивленно спросил:
– Питер, что с тобой?
– Не со мной, а с тобой! – раздраженно огрызнулся тролль.
Томас дважды моргнул, потом пожал плечами и просто ответил:
– Я – шаман. Из рода Змеи. Неужели доктор или твой отец ничего тебе об этом не говорили?
Питер еще раз вздохнул и чуть-чуть расслабился. Что-то такое мелькнуло в памяти… Он где-то читал, что во время исполнения магических обрядов шаманы становятся похожи на древний тотем племени. Мальчик грустно усмехнулся:
– Отец… Я уже несколько дней не видел его. Томас отвел взгляд в сторону:
– Прости. Я должен был предупредить тебя… Когда у нас с ним состоялся разговор – ну, насчет ухода за тобой, он предупредил, что не сможет забрать тебя из больницы, а ты, мол, оповещен обо всем и посвящен во все детали.
– Мне только сказали, что вы заберете меня.
Томас долгим внимательным взглядом окинул Питера – он словно бы читал его мысли. Точно так же он смотрел в самую первую встречу.
– Он не предупредил тебя, что не сможет присутствовать при выписке?
– Да, я уверен в этом. Я все хорошо помню. – Питер сердито стукнул кулаком по стене.
– Хм. Тогда приношу свои извинения за то, что испугал тебя. Ты, вероятно, решил, что увидел привидение? – Врач довольно смеялся.
– Вовсе нет…
– Как же нет, когда я знаю: ты решил, что попал в лапы какого-то чудовища? Давай-ка поворачивайся, я продолжу массаж.
– Нет.
– Послушай… – Томас вложил в свой голос всю возможную мягкость. – Я всегда погружаюсь в магическое биополе, когда занимаюсь своей работой. И когда массажировал тебя… Это… Таков ритуал, не мною он придуман, не мне его отменять… Это своего рода духовное действо, в котором объединяются знахарь и страждущий исцеления. Ты же жаждешь исцеления? Хочешь вновь овладеть своим телом? Как раз этой цели и служит массаж! Посредством телесного общения я не только укрепляю твои мышцы, но и вливаю душевную бодрость, надежду. Наконец, энергию…
Питер обиженно заморгал:
– Почему же ты так изменился?
– Потому что Змея – прародитель нашего рода. Точнее, исконный символ. Змея – целительница… Когда я начинаю обряд исцеления, я волей-неволей вынужден погружаться в магическое пространство. Естественно, это не может не иметь последствий. Вот облик мой и меняется. Я выгляжу иначе в момент сеанса потому, что в этот момент я становлюсь другим. – Он развел руками. – Это трудно понять, и привыкнуть к этому трудно до той поры, пока ты сам не займешься этим…
Питер чуть расслабился. До этого дня он никогда не имел дела с шаманами. В общем-то Томас хорошо обращался с ним. В меру заботлив, ненавязчив, и, говоря по правде, его растирания здорово помогли троллю. Вряд ли он пошел на поправку так быстро, если бы был предоставлен самому себе.
Но вот то, что Томас называет себя шаманом, здорово смущало Питера. Ладно бы представился магом. Эти хотя бы разные бывают: злые, добрые… А вот шаманы! Это дикое, гнусное, неукротимое воплощение злой силы!… Питер всегда испытывал по отношению к ним безотчетный страх – и когда был совсем маленьким, а отец рассказывал ему сказки, и когда стал постарше и сам взял в руки книгу… В приемах, используемых магами, было что-то серьезное, они и выглядели как особого рода ученые, ревностно относящиеся к своему делу… Этакие духовные пахари на ниве запредельного…
Питер усмехнулся. Стоило ли так безоглядно подчиняться детским впечатлениям? Тем более что в тех сказках, которые он прочитал, маги и волшебники как на подбор были свои, родные, а шаманы – описывались как что-то очень далекое, непонятное. Да и вообще, можно ли применять слово «ученый» к людям подобной профессии? Постепенно подросток стал кое-что припоминать. Шаманы и колдуны, в основном северных племен, все как на подбор имели в качестве тотемов животных… Всем известно, что животные олицетворяют те или иные человеческие качества… Койот, например, известен как пронырливый ловкач. Собака отличается исключительной преданностью. Питеру припомнилось, что в детстве он много размышлял по этому поводу и еще тогда кое-чего не мог понять. Он быстро спросил:
– А почему змея считается целительницей? Большинство из этих существ очень опасны…
– Так и есть. – Томас взял стул и сел возле кровати. – Впрочем, и целительство – опасная штука. В наши дни подавляющее большинство людей считает, что для того, чтобы выздороветь, надо просто проглотить таблетку или микстуру. Они даже осознать не могут, какой вред наносят этим себе. Мы многого не знаем. Мы очень многого не знаем… Каков, например, побочный эффект от заглатывания химических соединений? Но люди даже слышать об этом не хотят. Они желают на любой вопрос получить самый простой ответ. Без затей… Вот простой пример – ты простудился. Доктор выписывает антибиотики. Ты их глотаешь, а у тебя к ним аллергия. Так что с таблетками ты получаешь кучу новых проблем. Зафиксированы даже смертельные случаи. Или, скажем, ты ложишься в больницу для операции на сердце. Дело обычное, по меркам сегодняшнего дня даже рутинное – и все равно, даже в этом случае существует определенный риск. Всегда может что-то случиться.
Питер сел. Ему все больше нравилась манера Томаса давать объяснения. Если тебя что-то мучает, то говорить об этом следует прямо и откровенно.
– А ведь знаешь, в конце последнего столетия с медициной было далеко не все ладно, – продолжал рассказывать Томас. – Положение складывалось очень серьезное. Пациенты рассчитывали на чудо, а врачи впадали в гордыню и старались ответить на их ожидания. – Он ехидно улыбнулся. – Это было единственным способом оправдать огромные гонорары. Все верили, что все можно познать, в любом вопросе можно легко добраться до самой сути. Когда же что-то не удавалось, возникала какая-то проблема, даже частного характера, это представлялось как вызов самой медицине. И даже прогрессу… И таких нестыковок, несуразностей, побочных явлений становилось все больше и больше. И это считалось нормальным. Ненормальной была только реакция светил медицины. Ведь панацеи не существует, всегда будут побочные эффекты! Также и со змеей – она всегда будет жалить.
– И с магией такая же история?
– Особенно с магией. – Томас испытующе глянул на Питера, словно не поверил, что мальчик всерьез заинтересовался этим разговором. – Магия, особенно шаманство, – это чудовищная необузданная сила. Она требует глубокого знания, и главное – честного до щепетильности отношения к своему искусству. Тем более во всем, что касается Змеи. Существа эти живут скрытно, в развалинах, заползают в трещины в стенах. В пустынях они забираются в маленькие пещерки. Змеи во все вникают, хотят все знать. Никакая тайна не укроется от них. Так что если ты будешь брать пример со змей, тебе придется острить свой взгляд, уметь проникать в суть вещей. – Он постучал себя по груди кулаком. – Яд змеи смертельно опасен, тем более важно как можно лучше изучить его свойства, дозировку, область применения.
Питер надолго задумался. Все, что рассказал Томас, было веско, убедительно, но… как-то потусторонне. Что-то похожее шевельнулось в тот миг в памяти. Что-то ужасное, прерывающее дыхание… Что же?… Дениз! Девушка, которую он встретил на вечеринке!…
– О нет! – неожиданно воскликнул Питер и рухнул на кровать.
– Что случилось? – удивленно спросил Томас.
– Я забыл, мне же следовало позвонить одному человеку. Но как же теперь?… Когда я превратился в тролля?…
Томас засмеялся:
– О, я уверен, он все поймет.
– Это она. – Питер обреченно закрыл глаза ладонями.
– Даже если и так, все наладится. – Голос Томаса был удивительно спокоен.
– Нет.
– Что нет?
– Я не буду звонить ей.
– Потому что ты каким-то образом подвел ее? – удивился врач, будто бы и вправду не понимал, о чем идет речь.
– Потому что я – тролль! – отчаянно выпалил подросток.
– Знаешь, Питер…
– Что? – нетерпеливо спросил тот и вдруг понял, что этот разговор ему крайне неприятен. Тем более с посторонним человеком.
– Ничего… – тихо пробормотал Томас– Не пора ли приниматься за тренировку?
Во время ленча Томас включил тридео и настроил его на волну местной станции, по которой передавался репортаж о волнениях прошлой ночью. Корреспондентка, стоявшая на центральной улице Петли, в самом сердце Чикаго, рядом с линией надземки, скоро и взволнованно рассказывала о тех ужасах, которые творились здесь несколько часов назад. В конце репортажа она совершенно спокойно рассказала, как «нормальные» люди ворвались в этот район города и растеклись по улицам в поисках металюдей. Вытаскивали их из домов, до смерти забивали ногами, крушили дома. Тогда озверевшие металюди принялись убивать «истинных». Она так и сказала – «истинных». Возможно, непреднамеренно, по привычке…
Ситуация складывалась не лучшим образом. Городские службы безопасности, как частные, так и общественные, повернули оружие против металюдей. Городское правительство уже объявило о начале расследования неправомочных действий охранных отрядов.
У Питера от ужаса пересохло во рту. Он отложил сандвич в сторону.
– Питер? – Врач вопросительно взглянул на него.
– Я ведь тоже мог там быть. И меня могли убить, – дрожащими губами прошептал подросток.
– Запросто! – кивнул Томас. Он со смаком откусил огромный кусок от своего бутерброда и с удовольствием разжевал его. Питер окончательно потерял аппетит.
Экран тридео опять ожил. В городе творилось что-то невероятное. На экране было ясно видно, как дрожит камера в руках оператора. Вопли, крики, нечеловеческие стоны ворвались в комнату. Молодая корреспондентка замерла вполоборота к камере. Что-то, чего не было видно на экране, поразило ее. Рот ее открылся от удивления, руки опустились, а из микрофона донеслось неожиданное восклицание: «О Боже!» Тут же кадр сменился, и телеоператор показал то, что так поразило женщину.
На экране появилось высотное здание, принадлежащее ИБМ, – в народе его прозвали Старой башней. Языки пламени кроваво-красными вспышками вырывались из окон, крушили стены. Небоскреб подрагивал и заметно раскачивался, а затем прямо на глазах стал рушиться, оседать на землю… Прежде всего начали отделяться одна от другой девять секций главного, высотного здания. Они превращались в обломки, оставляя в воздухе облако пыли, грузной кучей строительного мусора оседали на землю. Все рушилось. Соседний корпус тоже стал распадаться на куски и рушиться, как карточный домик Скоро все было кончено. Внизу, под крышами соседних домов, тлела груда развалин. Вдруг над пожарищем взметнулся высоченный столб пламени, а на главной улице раздалась серия взрывов, и дома полопались как орехи.
Корреспондентка повернулась к камере. В ее глазах был ужас, но она из последних сил старалась говорить спокойно. «Взрывы приближаются», – тихо сообщила она.
Потом изображение на экране закувыркалось так, словно оператор выронил камеру. Камера и в самом деле упала на тротуар, но не разбилась – теперь она показывала бегущие ноги и фундаменты домов.
– Это газопровод… – мрачно сказал Томас. Питер удивленно глянул в его сторону – лицо врача стало совсем землистым. – Газовые трубы там проходят подо всем кварталом…
Питер перевел взгляд на экран. Вся Петля была объята пламенем. Люди не то падали, не то выпрыгивали из окон, выбегали из дверей, разбегались в разные стороны. Одежда на некоторых из них горела. Потом изображение замерло, дернулось, и экран погас. Питер посмотрел в окно – густые клубы дыма вставали над городом.
– Я должен идти! – заявил Томас.
– Зачем? – Питер удивленно посмотрел на врача.
– Я должен идти. Это очень важно.
– Пожалуйста, Томас, не бросай меня!…– Сердце подростка сжалось от ужаса.
– С тобой все будет хорошо. Запри двери. – Врач быстро вышел из кухни.
Питер заковылял следом, попытался схватить его:
– Ты должен оставаться здесь. Со мной! Это твоя работа!
– В моем контракте есть пункт, который позволяет мне уйти в случае непредвиденных обстоятельств. Таких, как сейчас… – угрюмо ответил Томас– Я решил воспользоваться этим правом. Так что все в законном порядке. Оставайся здесь. Накрепко запри двери. Веди себя очень тихо. Я скоро вернусь.
