Цитаты — стр. 5

Так, в период независимости социализм (в советской версии) привлекал правительства бывших колоний не только потому, что вопросом освобождения от империализма всегда занимались левые силы метрополий, но в гораздо большей степени потому, что СССР являлся для них прообразом преодоления отсталости путем плановой индустриализации, проблемы, которая была для них гораздо более важной, чем освобождение тех, кого можно было в их странах назвать “пролетариатом”.

Perhaps Krstić acted against all his instincts, behaved in a manner contrary to everything that he had ever learned and loved, in effect denied his very self. But this could have cost him his sanity. Perhaps he convinced himself that he had to save his own life and that he should also act in defense of his own people. Once the war started, people had to choose, they had to take sides. Sometimes this meant splitting up a family. Krstić’s situation was dramatic, yes, but no more so than anybody else’s. If people did not want to take sides, they often had to leave the country.

The new post-Tudjman government is no more eager to investigate war crimes than its predecessor, nor is it any more enthusiastic about extraditing Croatian war criminals to the tribunal in The Hague. For a decade Croatian citizens were exposed to Franjo Tudjman’s propaganda machine, which claimed that Croatian soldiers defending their country could not be committing war crimes. This was the official doctrine, and everyone accepted it. If there was any investigation at all, the defendants were quickly released because there was not enough evidence against them or because mistakes were made in the course of the investigation (as with the murder of the Serbian Zec family with the twelve-year-old daughter).

As I looked at Krstić in the courtroom, there were moments, I admit, when I felt sorry for him. I thought about what he said and what he did not say, and I especially thought about a question that nobody asked him, although it seems to me the most important one: how was it possible that a person who grew up without ethnic prejudices, a professional officer who was educated in the Yugoslav National Army in the spirit of brotherhood and unity, could end up being accused of genocide of his Muslim neighbors? If he was really so ethnically unbiased, if he enjoyed ethnically mixed Sarajevo so much, why did he support the nationalist politics of Republika Srpska? How did he find himself in a situation of ordering the killing of people whom, only yesterday, he was protecting?

The country was falling apart, and Milošević’s only goal was to stay in power, even if the price was war. Serbian media stirred people into a nationalist fervor, spreading propaganda until Serbs in both Serbia and Bosnia were completely convinced that they were threatened by the “others.” The Croatian and Bosnian media soon joined the frenzy.

Современный подтекст русского богоискательства лукав и лжив. Бомбят мирные дома в Чечне, уничтожают маленький и гордый народ… А в церкви стоят со свечками… Мы умеем только с мечом. Автомат Калашникова у нас вместо слова. Обгоревших русских танкистов сгребают в Грозном лопатами и вилами… То, что от них осталось… И тут же президент и его генералы молятся… Страна смотрит на это по телевизору…

"Вышел утром в сад, чего-то не хватает, какого-то знакомого звука. Ни одной пчелы... Не слышно ни одной пчелы! Ни одной! Что? Что такое? И на второй день они не вылетели. И на третий... Потом нам сообщили, что на атомной - авария, а она рядом. Но долго мы ничего не знали. Пчелы знали, а мы нет. Теперь, если что, буду на них смотреть. На их жизнь"

Я слышала мнение, что поведение пожарников, тушивших в первую ночь пожар на атомной станции, и ликвидаторов напоминает самоубийство. Коллективное самоубийство. Ликвидаторы часто работали без защитной спецодежды, беспрекословно отправлялись туда, где «умирали» роботы, от них скрывали правду о полученных высоких дозах, и они с этим мирились, а потом ещё радовались полученным правительственным грамотами и медалям, которые им вручали перед смертью… А многим так и не успевали вручить… Так кто они все-таки герои или самоубийцы? Жертвы советских идей и воспитания? Почему-то со временем забывается, что они спасли свою страну. Спасли Европу. Только на секунду представить себе картину, если бы взорвались остальные три реактора…

У всех появилось высказанное или не высказанное чувство, что мы прикоснулись к неведомому. Чернобыль — это тайна, которую нам ещё предстоит разгадать. Непрочтенный знак. Может быть, загадка на двадцать первый век. Вызов ему. Стало ясно: кроме коммунистических, национальных и новых религиозных вызовов, среди которых живём и выживаем, впереди нас ждут другие вызовы, более свирепые и тотальные, но пока ещё скрытые от глаза. Но что-то уже после Чернобыля приоткрылось…

Even Slobodan Milošević considered her [Biljana Plavšić] too radical, deeming her qualified for the madhouse. It was terrible to think that she, as one of the formal heads of the secret police of the Republika Srpska as well as one of the military commanders, must have been aware of the starvation, torture, and killing of Muslim prisoners in the most terrible concentration camps of Omarska, Keraterm, and Manjača.

Притягательность европейского фашизма объяснялась тем, что он обеспечивал защиту от рабочих движений, социализма, коммунизма и безбожной Москвы, являвшейся их вдохновительницей. Благодаря этому он получил значительную поддержку среди консервативно настроенных обеспеченных слоев, хотя большой бизнес всегда руководствовался скорее прагматическими, чем принципиальными соображениями. Однако эта притягательность разбилась о неудачи и поражения. В любом случае суммарным итогом господства двенадцати лет национал-социализма явилось то обстоятельство, что огромные пространства в Европе оказались под властью большевиков.