5

Я много лет старательно избегала Ремарка. Еще в институте мы учили немецкий язык, и мои однокурсницы из рук в руки передавали его книги. Они читали Ремарка в метро, дома, на парах, выходили из аудиторий с заплаканными глазами, приезжали утром на занятия невыспавшиеся и абсолютно удрученные. Я смотрела на них и понимала – не хочу таких книг! И яркости такой не хочу. Тогда в 20 лет яркость эмоций представлялась мне только в позитивном свете и никак иначе. Тогда я еще не умела плакать над книгами, и уж точно не считала нужным выбирать подобную литературу специально.
В общем, прошло уже достаточное количество лет, я пролила немало слез на страницы книг, но от Ремарка по-прежнему шарахалась. Где-то там, на подкорке, ясно и отчетливо было записано: «Ремарка не читать!» Так и было – не читала, – до недавнего времени.
И вот сижу я на кухне с чашкой горячего чая в одной руке, с яблоком – в другой, и перед глазами у меня – «Триумфальная арка», или красивейший из европейских романов XX века. Роман о любви, войне и смерти. Эрих. Мария. Ремарк. И я знаю, что в этой книге отчаяние, тоска, боль, знаю, что пролью немало слез, знаю… и все равно открываю первую страницу… Говорят, что запретный плод – сладок. Вот и Ремарк стал для меня таким «запретным плодом». Сама того не зная, я построила для себя железный занавес, разрушить который было так же восхитительно, как и неимоверно ужасно. Я читала, глотая слезы, и не могла остановиться. Меня засасывало, эта книга притягивала, не отпускала, била по сердцу, заставляла задерживать дыхание от отчаяния, но не давала уйти, не позволяла отдохнуть, прийти в себя. До самой последней страницы она тисками держала меня и безраздельно владела моим вниманием. Она не дарила ни капли надежды, но бросить и не дочитать было совершенно невозможно.

Читать о боли тяжелее, чем испытывать ее самой. Даже сам факт необратимости меркнет перед невозможностью помочь или хотя бы поддержать. Нужно быть неимоверно сильным человеком, чтобы согласиться стать сторонним наблюдателем без единого шанса быть услышанным – хоть связки себе сорви от крика.
Я до сих пор не могу понять, как можно так писать, что даже в счастливых моментах сквозит печалью? И она притягивает – эта сладковатая, терпкая печаль с привкусом одиночества, – в буквальном смысле слова манит. Ей хочется дышать, как дышишь дымом сигарет, ее хочется пить, как кальвадос. И легкий яблочный оттенок в горечи водки будет постоянно напоминать о том, что грусть может быть с привкусом сладости, с ароматом лета. И с ней невозможно бороться, нельзя противостоять, устоять, пережить: либо принять – вдохнуть глубоко в легкие дым, который подарит минуты наслаждения и будет медленно отравлять организм изнутри; либо попытаться сбежать, отказаться, забыться – оставить бутылку кальвадоса на столе нетронутой… хотя бы на сегодня.
«Триумфальная арка» не поразила меня, нет. Эта книга превратила свои печатные слова в кулак и со всего размаху ударила меня в солнечное сплетение. Она заставила меня сжаться от ужаса в комок, тихонько заплакать в подушку и восхищенно замереть перед ней, перед ее величием и каким-то совершенно необъятным пониманием жизни. Ремарк совершенно не жалеет своих читателей, он предлагает им самую жесткую, самую необратимую и удручающую правду жизни – и этим он прекрасен. Его произведения как будто светятся – тусклым желтым светом уличного фонаря, блеклыми каплями дождя на оконном стекле. Но вместе с тем этот приглушенный отсвет настолько уютен и притягателен, что даже в самой критической боли, в самом бездонном отчаянии можно разглядеть потрясающую красоту, нежность и легкость.
Моя однокурсница как-то охарактеризовала книги Ремарка: «Безысходность». Мне показалось, что именно ради этой безысходности и стоит читать его произведения. Пусть я скажу безумно банальную фразу – но именно безысходность учит замечать мелочи вокруг. Когда мир сужается до пределов боли, то в этих границах человек начинает обращать внимание на мелочи – на бабочку, капли дождя, огонек от спички… Книга «Триумфальная арка» заставила меня другими глазами взглянуть на свою обыденность и повседневность.
У Ремарка совершенно потрясающий, просто невероятный язык! Его манера повествования буквально вскружила мне голову. Ремарк столь мастерски простым языком описывает самые повседневные мелочи жизни (которые, порой, и не замечаешь), что хочется сейчас же, немедленно оказаться там и все это прочувствовать самой, увидеть своими глазами.

И это только малая часть примеров прекрасного, волнующего слога Э.М. Ремарка.

Теперь утром, проезжая мимо высоток, я смотрю на окна. За этими окнами чего только не происходит: люди просыпаются, завтракают, ссорятся, мирятся, расстаются, кому-то звонят, кто-то просто смотрит в окно на рассветное небо… А я вижу, что солнышко, которое только-только начинает просыпаться, одинаково радостно и ярко отражается в каждом окне. Ему не важно, что происходит за каждым стеклом, оно просто дарит всем свою яркость, начиная наше утро. Я не могу так же красиво, как Ремарк, написать про эти самые оранжевые лучи в окнах домов, но я вижу их, вот просто вижу солнечных зайчиков и улыбаюсь. И эта красота находит свои слова в душе – те самые, которые нельзя выразить буквами.
Вот так через призму боли и уныния можно увидеть красоту и тепло в самых обычных и повседневных вещах. Учиться жить можно и нужно всегда: в любом возрасте, в любое время, в любой ситуации. Безусловно, хорошо, что есть такие книги – в «Триумфальной арке» настолько большая концентрация ада при жизни, что невольно начинаешь искать те малые крохи позитива, которые автор скудной россыпью поместил на страницах. А после, отрывая взгляд от книги, начинаешь с настойчивой дотошностью осматривать свой мир – здесь лучше, чем там, и это уже совсем неплохо.
Мне кажется, что Эрих Мария Ремарк до умопомрачения любил жизнь. Он видел ее с разных сторон: в его жизни была и любовь, и потери, и война, и смерть. Все это, безусловно, отразилось в его произведениях. Да, конечно, в них слишком много гнетущего, разящего, сбивающего с ног, но невозможно не увидеть безмерную жажду жизни, нескончаемую любовь к ней, желание творить и дышать полной грудью.