5

Сразу после прочтения книги "Географ..." я решил, что прочно запомню эту редкую для литературного цеха фамилию и буду методично "обстреливать" творчество автора, читая как более ранние, так и более поздние его произведения. А также покупая его книги в бумажном, так сказать, эквиваленте и ставя их на домашнюю книжную полку.
На сегодняшний день это уже 6-я прочтённая мной книга Иванова...

Алексей Иванов совершенно уникально владеет русским языком. Простым русским языком. Едва ли не разговорным (до него я таким качеством наделял мастера юмористической фантастики Житинского с его ранними повестями и рассказами). Да и разговорным, по всей видимости тоже. Потому что и упомянутый "Географ...", и вот только что прочитанная "Блуда..." являют нам чудо ненапряжного, свободного и вместе с тем весьма художественного управления русским современным живым, понимаемым читателем всех мастей и кровей языком. И даже наличие в романе довольно обильно употреблённой героями книги нецензурщины и матерщины в самом прикладном её значении, совсем не делают этот роман нецензурным и нелитературным. И даже прочитавшие эту книгу подростки, клюнувшие на аннотационное предупреждение о наличие в книги мата, вряд ли что-то новое узнают из этой книги — потому что они (и мы, взрослые) именно так разговариваем в жизни. Да, не все, да, не всегда, да, не буквально этими словами и выражениями, но любые возражения тех, кто так не считает, либо ханжеские, либо возражающий живёт не в этой стране и не среди этих людей, не среди нас. И в этом смысле Иванову ничего не нужно было придумывать и сочинять, он просто мастерски вытащил родную речь с улиц и дворов, площадей и подъездов, квартир и учреждений, и рискнул наделить ею своих, тоже не придуманных, персонажей.

А какие сочные и какие точные в этой книге персонажи — просто диву даёшься. Каждый из них обладает своим собственным характером, каждый выполняет свою и только свою функцию, каждый является личностью, и почти каждый является типажом и представляет собой типичного представителя определённой группы, определённого слоя, определённой страты нашего родного и до боли всем знакомого отечественного социума. И для усиления этой их типичности и функциональности, для подчёркивания всей этой характерности, Иванов придумывает многим из них не просто случайные родные российские имена и фамилии, но имена, фамилии и клички со смыслом.
Фамилия ГГ Моржов, что с учётом его непомерного либидо и основной сферы увлечений и хобби (не оставить не отлюбленной и не вылюбленной ни одну женщину, попавшуюся на его пути) тут же превращается в подспудное "хрен моржовый". Соня по ходу романа обнаруживает такое количество сонно-покорных и навсёсогласных качеств, что оправдывает своё имя с лихвой — соня, она и есть соня. Милена — тут вам и намёк на "милая", и на "гиена" и на отцов-основателей имени (и по совместительству классиков марксизма-ленинизма) Маркса И ЛЕНина, и вот такой она по ходу романа и проявляет себя — и миленькой, и с едва ли не марксистскими принципами (вполне себе оказавшимися не то продажными, не то попросту расчётливо вычисленными ею) и с гнильцой и подлянкой. Не будем дальше раскрывать все тонкости и нюансы ономастики и топонимики, антропонимики и именографики романа, хочется, чтобы читатель всё это сделал сам...

Мир, придуманный для романа, на самом деле совсем не придуманный. И пусть на карте Родины нет города с названием Ковязин, но зато есть множество городов, городков и городишек с такими же козявинскими делами и делишками. Хойти уже упоминала в своей рецензии, что знает нюансы МУДО изнутри и подтверждает всю истинность написанного Ивановым. Так вот не только Хойти, которая всё же была только лишь привлечённым педагогом нашего местного МУДО, но и люди, находящиеся в Системе и представляющие собой Систему, говорят об этом же. И о "мёртвых душах" (Гоголь жив!), и о "бумажных и галочных" мероприятиях, и об модных теперь инновациях и нанотехнологиях в педагогике, и обо всех прочих реалиях дня сегодняшнего и, по всей видимости, завтрашнего тоже. Как строили на Руси "потёмкинские деревни", так и продолжают плодить картонные и фанерные ракеты и плотины, и нагнетать бумагопоток и документоотчётоворот... И потому и стала возможна книжная, хоть и доведённая до абсурда ситуация с работой этого якобы на все 100% заполненного летнего ДОЛа. Потому что в жизни так.

Если говорить о тех на первый взгляд спорных методах работы с подростками, которые проводит в жизнь и Моржов и его коллеги, и в первую очередь Дрисаныч Щёкин, то согласитесь, что эти методы и приёмы, а также и принципы уже были провозглашены в «Географе...». И можно опять сколько угодно ломать копья в спорах о приемлемости или непригодности такой педагогики, только мне представляется, что эти пацаны, эти упыри потому и слушают и слушаются своего Дрисаныча, что он совсем не юродствует с ними, не говорит им умных сентенций с педагогическим подтекстом, а напрямую готовит их к жизни в самом что ни на есть реальном обществе, в самом что ни есть реальном мире. Враньё и притворство ведь чувствуются детьми и подростками куда как острее...

На сегодняшний день это уже 6-я прочтённая мной книга Иванова. И пока ещё ни разу не пожалел ни о прочитанных его книгах, ни о купленных и поставленных на собственную домашнюю книжную полку.