Сын Духа Святого

Глава четвертая

Стемнело. За окном продолжала бушевать непогода. Я по-прежнему лежал на кровати, закрыв глаза.

Сколько там времени? Я привстал и посмотрел на старый будильник, стоявший на полу. Восемь часов вечера. Странно, что меня еще интересует расположение часовых стрелок. Видимо, это просто в силу привычки. Что для меня теперь время? Разве оно имеет для меня сейчас какое-то значение? Восемь часов, или девять, или десять – от этого все равно ничего не изменится. Все останется так, как есть.

Черт! Как невыносимо сводит желудок! До чего же страшная эта штука – голод! Он беспощадно грыз мои внутренности, выжимал из меня молекулу за молекулой. Я чувствовал, как размягчались мои кости, как высыхали мои мышцы, как кружила мою голову разжижившаяся кровь, как погибала моя душа. Я явственно ощущал, как во мне начинают просыпаться самые примитивные животные инстинкты.

Почему же мне суждено страдать? Почему жизненное счастье обошло стороной именно меня? За что ты меня так наказал, о Господи? За какие грехи ты послал на мою голову столь страшные мучения? За что ты меня так покарал?

Мне хотелось только одного – заснуть и больше никогда не проснуться. Спокойно и безболезненно распрощаться с этим миром. Но Всевышний, похоже, не желал, чтобы я так просто покинул этот свет. Ему хотелось, чтобы я испил свою горестную чашу до самого дна. И он продолжал мучить меня тяжелыми воспоминаниями, которые заставляли сжиматься мое сердце, и от которых порой сырели глаза.

Мне исполнилось шестнадцать лет, и во мне вовсю заговорил голос пола. Меня стали интересовать девчонки, меня стало к ним тянуть. Но вот с взаимным интересом никак не получалось, что, разумеется, не могло меня не угнетать.

Какие ребята в первую очередь привлекают девчонок? Разумеется, красивые и обеспеченные. А меня и то, и другое обошло стороной. Сколько раз я стоял у зеркала, смотрел на себя и думал, почему меня угораздило родиться таким невзрачным? Сколько раз я в душе злился на свою мать, что меня родила именно она, а не какая-нибудь другая, более удачливая женщина. «Зачем рожать детей, если нет возможности как следует обеспечить их жизнь?», – думал я.

Все мои попытки завязать знакомство с противоположным полом неизменно терпели крах. Меня откровенно шарахались. Собственно, я был к этому уже привычен. В школе к тому времени я приобрел устойчивое положение изгоя, смирился с ним и не предпринимал ровно никаких попыток, чтобы хоть как-то его изменить.

Я часто предавался размышлениям о неравенстве, царящем в этом мире. Я, конечно, не мог не замечать, как сильно я уступаю своим ровесникам. Меня волновал вопрос, почему? Разве это справедливо? Почему может хорошо одеваться тот же Гребенюк, а я вынужден ходить в обносках? Почему Гребенюк может себе позволить повести девчонок в кафе, в кино, на танцы, или еще куда, а я с трудом наскребаю денег даже на школьный обед? Почему он привлекателен, а я некрасив и неинтересен, и на меня никто не обращает внимания? Почему одним в этой жизни выпало стать баловнями судьбы, а другим – терпеть нужду и лишения? Чем отличились эти баловни судьбы перед Всевышним? Чем заслужили они внимание фортуны? Господи, почему ты так милостив к одним, и совершенно слеп и глух по отношению к другим, точно таким же людям? По каким критериям ты определяешь, кто должен преуспевать, а кто страдать? Как это тяжко, не иметь возможности жить так, как хочешь! Как горестно осознавать, что тебе никто не хочет помочь!

Если бы я мог сейчас, каким-то образом, ответить себе прежнему, я бы сказал так: каждый человек – кузнец своего счастья. Счастье и достаток нужно заслужить, заработать. И если тебе при рождении в чем-то повезло, это еще не залог будущего успеха. Тому же Гребенюку ни привлекательная внешность, ни достаток родителей счастья не принесли. Жизнь у него явно не получилась. Так же, как и у меня, хотя у него была совершенно иная исходная ситуация. Нужно просто хорошо улавливать разницу между такими понятиями, как «дано» и «заработано».

Почему я тогда сошелся с этой Ленкой? Наверное, от безысходности. Если бы у меня была нормальная подруга, я бы эту драную кошку и на версту бы к себе не подпустил. Дружили мы с ней не так уж и долго, но вреда эта дружба принесла мне немало. Крайне неприятная особа! У нее даже фамилия была какая-то отвращающая – Котяхова.

Ленка жила в соседнем подъезде и происходила из семьи, которые принято называть неблагополучными. Ее родители регулярно пили, в их квартире постоянно случались драки. Мировоззрение, которое господствовало в их среде, отличалось примитивным цинизмом и полным превосходством материального над нравственным. Обстановка, в которой она росла, наложила на ее личность неизгладимый отпечаток. Ленка была вульгарна, развязна, властолюбива, эгоистична. Ей удалось на какое-то время весьма крепко привязать меня к себе. Она сделала это своими чисто женскими штучками. Я хорошо помню тот момент, когда она впервые прижала мою ладонь к своей груди. Тогда мне показалось, что я медленно возношусь в рай. Это чувство оказалось таким волнующим, что я весь задрожал. Я смотрел на нее с такой преданностью, с какой верующий смотрит в глаза святого. Я стал чувствовать острую нужду в ее обществе. Я был ею очарован, бегал за ней, как послушная собачонка, а она вертела мною, как хотела, и выжимала из меня все, вплоть до последней копейки.

Дружба с Ленкой внесла тогда заметные изменения в мой характер. Как положительные, так и отрицательные. Положительные – с точки зрения душевного равновесия. Отрицательные – с позиции развития, как человека. С одной стороны, я перестал чувствовать себя одиноким и никому не нужным. У меня появилась уверенность в собственных силах. Я стал ощущать себя личностью. Но при этом во мне одновременно стало развиваться какое-то глупое тщеславие, которое стало определять все мои поступки. Я нередко любовался на себя в зеркало, тренируя властный и снисходительный взгляд, что прежде было мне совершенно не свойственно. Я вдруг ощутил себя каким-то особенным. Я перестал воспринимать себя, как частицу своей семьи. Из меня вовсю попер индивидуализм. Я искренне считал, что достоин гораздо большего по сравнению с тем, что я имел. А в постоянной нужде и недостатке, которыми была пропитана вся моя жизнь, я считал виновной исключительно свою мать. У нас с ней стали часто происходить конфликты. Я открыто обвинял ее в том, что она непутевая, что она не способна принести мне какую-то пользу. При этом я совершенно не брал в расчет, что это именно благодаря ей я появился на свет, и что это именно она меня вырастила, отказывая себе практически во всем. Но все это казалось мне мелочью, совершенно недостойной моего внимания. Я абсолютно не чувствовал, что чем-то ей обязан. Я ее ни за что не благодарил. Я ее только обвинял. Мать много плакала. Но ее слезы ничуть не трогали мое очерствевшее сердце.

Ленка с самого начала сделала из меня источник удовлетворения своих материальных потребностей. Собственно, именно для этого, в первую очередь, она и заводила со мной дружбу. Мне бы послать ее подальше, но тогда я совершенно искренне считал, что обязан заботиться о своей подруге любой ценой, как бы ни были скромны мои возможности. Я считал своим долгом исполнять все ее желания. Я стремился угодить всем ее прихотям.

О, эта юношеская наивность! О, это уродливо искривленное представление о рыцарстве!

Ленку абсолютно не волновало, где я беру деньги. Для нее было главным, чтобы они были. А уж откуда – это неважно. Ее нисколько не беспокоило, что я, ради того, чтобы что-то ей купить или куда-то ее сводить, отказывал себе практически во всем. Я даже перестал обедать в школе и стойко терпел голод только ради того, чтобы положить в свою копилку лишние пятнадцать-двадцать копеек, которые мать ежедневно давала мне по утрам. Но на обеденных деньгах много скопить было, конечно, невозможно, поэтому я стал откровенно воровать. Я раз за разом, тайком, заглядывал в тощий кошелек матери и вытаскивал оттуда то рубль, то два, то три. Мать это, конечно, замечала, но ничего не говорила, боясь нанести мне душевную травму. Она только молча пыталась прятать кошелек. Когда в шкаф с бельем, когда за книгами, когда под ванную. Но я каждый раз благополучно его находил.

Так, всеми правдами и неправдами, всеми чистыми и нечистыми способами, я, в конце концов, собрал около ста рублей. По тем временам это была весьма неплохая сумма. Я жаждал блеснуть щедростью. Я не без гордости заявил Ленке, что скоро поведу ее в магазин одежды, где сделаю ей шикарный подарок. Как она тогда обрадовалась! Как мне это было приятно! Ослепленный своим первым юношеским увлечением, ради этой ее радости я был готов на все.

День, выбранный мною для похода в магазин, без преувеличения можно назвать прóклятым. Это был еще один день, который мне всегда хотелось забыть и никогда о нем не вспоминать.

Помню, что мы договорились с Ленкой встретиться после школы в четыре часа дня. Когда время стало приближаться к намеченному, и я стал одеваться, с работы вдруг вернулась мать. От меня не укрылся ее расстроенный и озабоченный вид. В первый момент я не придал этому серьезного значения. Работа у матери была тяжелая, нервная. Она работала тогда кладовщицей на торговой базе и всегда возвращалась домой измотанная. Весь день на ногах, должность материально ответственная, так что в этом не было ничего удивительного. Но когда мать обессилено опустилась на диван и попросила меня сесть рядом с ней, я почувствовал, что у нее что-то случилось. И, судя по всему, что-то очень серьезное.

– Игорь, – тихо произнесла она, – мне нужно с тобой поговорить.

Ее встревоженные глаза не оставляли сомнений, что разговор будет не из приятных, поэтому я выполнил ее просьбу безо всякого удовольствия.

– Игорь, я не думала, что буду вынуждена обратиться к тебе с такой просьбой, – начала мать, нервно теребя пальцами. Она говорила отрывисто, с чувством неловкости, не решаясь сразу перейти к главному. – Родители, конечно, не должны обращаться с подобными просьбами к своим несовершеннолетним детям. Но у меня просто нет другого выхода. Сынок, ты уже не маленький ребенок. Ты уже превращаешься во взрослого мужчину, и я надеюсь, что ты меня поймешь.

Мать еще немного помолчала, словно собираясь с духом. Было очевидно, что ей нелегко дается этот разговор.

– Сынок, – сказала она, горько вздохнув, – у меня очень большие неприятности на работе. Меня обманули люди, которым я верила. У нас прошла ревизия. Она выявила недостачу. Недостачу повесили на меня. Я не могу доказать, что я ни в чем не виновата. Все документы свидетельствуют об обратном. Для того, чтобы эту недостачу покрыть, нужны деньги. Если я ее не покрою, на меня могут завести уголовное дело.

Мать опустила глаза и крепко стиснула руки. Костяшки ее пальцев побелели.

– Игорь, – тихо продолжала она, – я знаю, что у тебя есть деньги. Я не спрашиваю, откуда они у тебя. Но я знаю, что они у тебя есть. Сынок, мне они очень нужны. У меня есть кое-какие сбережения на книжке, но их не хватит. Поэтому я вынуждена обратиться к тебе.

Мать заметно побледнела. Ее лицо и голос выражали сильное напряжение. Она смотрела на меня неотступным просящим взглядом. Ее взгляд вызывал у меня чувство неловкости. Я видел, как смущала и угнетала ее эта просьба. Но, к своему великому стыду, я в тот момент думал не о том, как выручить свою мать. Я думал о том, что если сейчас отдам ей свои деньги, то не смогу сделать обещанный подарок Ленке. Да-да, подарок подруге был для меня тогда важнее, чем помощь матери, попавшей в беду. Невероятно, но это так. Поэтому я притворился удивленным и, стараясь унять в голосе дрожь, произнес:

– Откуда у меня могут быть деньги? У меня нет денег. Копеек двадцать в кармане, и все.

Мать напряженно смотрела на меня.

– Сынок, я не осуждаю тебя за эти деньги, – проговорила она. – Мне не важно, откуда они у тебя появились. Пойми, сейчас такая ситуация, когда мне нужно помочь. К кому же мне обратиться за помощью, кроме как не к собственному сыну.

Я почувствовал, что в моем рту пересохло, а к горлу предательски подступил ком. Мне было нелегко ее обманывать. Я понимал, что лгать в такой момент – это подло и низко. Ведь деньги, которые могли хоть как-то ее выручить, лежали в тот момент в кармане моей рубашки. Я нервно провел рукой по волосам, которые покрылись потом, и облизал засохшие губы. Отказать в помощи матери, которая отдавала мне все, которая ради меня полностью жертвовала собой, было, конечно, ужасно. Но с другой стороны была Ленка со всеми своими прелестями.

– Нет, мама. Ты ошибаешься. Никаких денег у меня нет, – хрипло повторил я каким-то не своим голосом.

Я буквально сгорал от стыда. Я бессовестно лгал. И мать видела, что я лгу. Но меня это не останавливало. Я посмотрел в ее грустные, полные отчаянья глаза, и тотчас же отвел взгляд. У меня не было сил продолжать этот разговор. Я поднялся с дивана, вышел в прихожую и принялся обуваться.

Мой низкий обман, мое холодное равнодушие словно резанули мать со страшной болью. Она не могла поверить, что я, ее сын, поступаю с ней так жестоко. Уголки ее губ задрожали, глаза покраснели, а по щекам поползли слезы. Она подошла ко мне.

– Сынок, мне очень нужны эти деньги, – почти умоляла она. – Если я не покрою недостачу…

Ее голос оборвался. Она смотрела на меня со страхом, в котором сквозил какой-то слабый лучик надежды. А вдруг во мне все же проснется что-то человеческое? Но ее надежды оказались тщетны. Я не смог больше терпеть столь сильное эмоциональное давление, и стал истерично кричать, заглушая этим криком негодование своей совести.

– Что ты ко мне пристала? Нет у меня никаких денег! Нет! Поняла? Не нужно было быть такой дурой! Ты всю жизнь была дурой! Поэтому и живешь в нищете! Проси деньги у кого-нибудь другого! У меня их нет! Все!

Мать ничего не сказала в ответ. Она только закрыла лицо руками и отвернулась. Я выскочил из квартиры и помчался по лестнице вниз…

Образ матери стоял у меня перед глазами. Словно она была сейчас здесь, в этой комнате, и с грустью смотрела на меня. В ее взгляде не было осуждения. В нем была только печаль, сочувствие и боль.

Меня стали пробирать негромкие, судорожные всхлипывания. В глазах защипало, и я уткнулся в подушку.

Мама! Милая моя, дорогая мамочка! Да, это я, твой непутевый и неблагодарный сын. Вот уже несколько лет, как тебя нет рядом со мной, а я за все это время ни разу не пришел на твою могилу и не принес тебе ни единого цветочка. Ну, ничего. Скоро мы с тобой встретимся, и я смогу повиниться перед тобой и попросить у тебя прощения. Мне так хочется надеяться, что ты меня простишь. Я только сейчас в полной мере осознал, как ты была одинока и несчастна. Как ты, не задумываясь, жертвовала своей жизнью ради того, чтобы был счастлив твой единственный сын. Сколько же я причинил тебе горя и слез!

Будь прокляты те деньги! Будь проклята та меховая куртка, которую я купил на них Ленке! Я помню, какие черные тогда наступили для нас времена, и как тебе приходилось тяжело. Твой кошелек совершенно опустел.

После того, как тебя уволили с базы, тебя долго не брали ни на одну работу. Кому была нужна проворовавшаяся кладовщица! И ты вынуждена была пойти работать в котельную, в компанию пьяниц и бывших уголовников. Днем – нервотрепка с ними, вечером – со мной. И как ты только находила в себе силы на такую жизнь?

Заметив, что у меня начались денежные затруднения и выпытав их причину, Ленка тут же от меня упорхнула. Она вскоре завела себе другого ухажера, а на меня больше не обращала никакого внимания. Она предала меня так же, как я предал тебя.

Через четыре года она попалась на продаже наркотиков и схлопотала тюремный срок. Что ж, я думаю, она получила по заслугам.

Временами я сильно сожалел, что тогда так по-скотски с тобой поступил. Порой у меня внутри что-то рушилось, рассыпáлось в пыль, которая оседала на моем сердце и причиняла ему боль. На меня налетал порыв подойти к тебе и попросить прощения. Но я так и не решился этого сделать. Боялся проявить слабость.

О, эта глупая юношеская гордость! Я изо всех сил старался делать вид, что ни о чем не жалею и что я убежден в собственной правоте. А ты смотрела на меня и ничего не говорила. Наверное, надеялась, что с годами я поумнею.

Нет, дорогая моя, милая мамочка. Не оправдал я твоих надежд.