Эммануэль Каррер0.0 V13 : c'est le nom de code du procès des attentats terroristes qui, le vendredi 13 novembre 2015, ont causé 130 morts au Stade de France, sur des terrasses de l'est parisien, dans la salle de concert du Bataclan.14 accusés, 1800 parties civiles, 350 avocats, un dossier haut de 53 mètres : ce procès hors norme a duré neuf mois, de septembre 2021 à juin 2022. Je l'ai suivi, du premier au dernier jour, pour l'hebdomadaire L'Obs.Expérience éprouvante, souvent bouleversante, fascinante même quand elle était ennuyeuse.Une traversée.
Amélie Nothomb4.3 Amélie Nothomb est née à Kobé en 1967. Dès son premier roman Hygiène de l'assassin paru en 1992, elle s'est imposée comme une écrivaine singulière. En 1999, elle obtient avec Stupeur et tremblements le Grand Prix de l'Académie française.
Михаил Шишкин0.0 Una donna, un uomo, lettere d'amore. Una casa estiva, il primo amore. Due persone che si scrivono di tutto. Cosa potrebbe esserci di più semplice e normale? Fino a quando scopriamo che le cose non sono come sembrano. Romanzo sui misteri della vita e sull'accettazione della morte, che mette tutto in prospettiva. La parola scritta è la chiave, così come l'amore. "Per esistere devi vivere, non nella tua mente, che è così inaffidabile… ma in quella di un'altra persona, e non una persona qualunque, ma quella che ha a cuore la tua esistenza".
Георгий Господинов4.2 И тогава миналото тръгна да завладява света…
В началото залогът е една клиника, в края – един континент.
Роман за това как се живее в остър дефицит на бъдеще, сплитащ сатира и носталгия, история и ирония.
Как реагираме на усещането, че светът рязко се е сменил и нищо не е като преди? Какво става, когато разберем, че бъдещето ни е отказано? Влизаме ли тогава в убежището на миналото? Можем ли сами да избираме своето минало, лично и това на държавата, в която живеем? Какво става, когато „вирусът на миналото“ ни връхлети и как излизаме от това.
Юдит Шалански0.0 A dazzling book about memory and extinction from the author of Atlas of Remote Islands.
Each disparate object described in this book—a Caspar David Friedrich painting, a species of tiger, a villa in Rome, a Greek love poem, an island in the Pacific—shares a common fate: it no longer exists, except as the dead end of a paper trail. Recalling the works of W. G. Sebald, Bruce Chatwin, or Rebecca Solnit, An Inventory of Losses is a beautiful evocation of twelve specific treasures that have been lost to the world forever, and, taken as a whole, opens mesmerizing new vistas of how we can think about extinction and loss.
With meticulous research and a vivid awareness of why we should care about these losses, Judith Schalansky, the acclaimed author of Atlas of Remote Islands, lets these objects speak for themselves: she ventriloquizes the tone of other sources, burrows into the language of contemporaneous accounts, and deeply interrogates the very notion of memory.
Давид Диоп3.6 Альфа Ндие и Мадемба Диоп — сенегальские солдаты, сражающиеся на стороне Франции во время Первой мировой войны. Когда Мадембу серьезно ранят в бою, он умоляет Альфу убить его и избавить от долгой и мучительной смерти.
Неспособный совершить это убийство, Альфа начинает сходить с ума, говорить с Богом и обвинять себя в трусости. Стремясь отомстить за смерть своего друга и найти прощение для себя, он устраивает жуткий ритуал: каждую ночь пробирается через линию фронта, чтобы убить солдата вражеской стороны и вернуться на базу с трофеем - отрубленной рукой. Сначала его товарищи смотрят на подвиги Альфы с восхищением, но вскоре начинают распространяться слухи, что этот суперсолдат - не герой, а колдун, пожиратель душ. Строятся планы, как убрать Альфу с фронта и положить конец его растущей коллекции рук, но возможно ли договориться с демоном? И как далеко готов зайти Альфа, чтобы загладить вину перед своим погибшим другом?
Роман — лауреат Международной Букеровской премии 2021 года, Европейской литературной премии и Гонкуровской премии лицеистов.
Фернандо Арамбуру4.4 Роман начинается в 2010 году с официального объявления баскской националистической организацией ЭТА полного отказа от вооруженной борьбы. Мощная террористическая организация, выступающая за независимость Страны басков и наводившая ужас на всю Испанию, складывала оружие, оставляя за собой сотни трупов и десятки тысяч сломанных судеб. Дальше автор переносит читателя на двадцать лет в прошлое, когда в безымянном городе был убит местный предприниматель, который отказался давать деньги на вооружение для ЭТА. Рассказ ведется о двух очень похожих семьях двух женщин, с детства бывших близкими подругами. Но одной семье принадлежал убитый, а другой – его предполагаемый убийца. Масштабный эпос охватывает двадцать лет жизни на фоне ожесточенной борьбы и невероятно красивых пейзажей Испании.
Jenny Erpenbeck4.0 One of the great contemporary European writers takes on Europe's biggest issue Richard has spent his life as a university professor, immersed in the world of books and ideas, but now he is retired, his books remain in their packing boxes and he steps into the streets of his city, Berlin. Here, on Oranienplatz, he discovers a new community -- a tent city, established by African asylum seekers. Hesitantly, getting to know the new arrivals, Richard finds his life changing, as he begins to question his own sense of belonging in a city that once divided its citizens into them and us. At once a passionate contribution to the debate on race, privilege and nationality and a beautifully written examination of an ageing man's quest to find meaning in his life, Go, Went, Gone showcases one of the great contemporary European writers at the height of her powers.
Annie Ernaux4.2 "La photo en noir et blanc d'une petite fille en maillot de bain foncé, sur une plage de galets. En fond, des falaises. Elle est assise sur un rocher plat, ses jambes robustes étendues bien droites devant elle, les bras en appui sur le rocher, les yeux fermés, la tête légèrement penchée, souriant. Une épaisse natte brune ramenée par-devant, l'autre laissée dans le dos.
Tout révèle le désir de poser comme les stars dans Cinémonde ou la publicité d'Ambre solaire, d'échapper à son corps humiliant et sans importance de petite fille. Les cuisses plus claires, ainsi que le haut des bras, dessinent la forme d'une robe et indiquent le caractère exceptionnel, pour cette enfant, d'un séjour ou d'une sortie à la mer. La plage est déserte. Au dos : août 1949, Sotte ville-sur-Mer".
Au travers de photos et de souvenirs laissés par les événements, les mots et les choses, Annie Ernaux donne à ressentir le passage des années, de l'après-guerre à aujourd'hui. En même temps, elle inscrit l'existence dans une forme nouvelle d'autobiographie, impersonnelle et collective.
Катя Петровская4.3 An inventive, unique, and extraordinarily moving literary debut that pieces together the fascinating story of one woman’s family across twentieth-century Russia, Ukraine, Poland, and Germany.
Katja Petrowskaja wanted to create a kind of family tree, charting relatives who had scattered across multiple countries and continents. Her idea blossomed into this striking and highly original work of narrative nonfiction, an account of her search for meaning within the stories of her ancestors.
In a series of short meditations, Petrowskaja delves into family legends, introducing a remarkable cast of characters: Judas Stern, her great-uncle, who shot a German diplomatic attaché in 1932 and was sentenced to death; her grandfather Semyon, who went underground with a new name during the Bolshevik Revolution in Russia, forever splitting their branch of the family from the rest; her grandmother Rosa, who ran an orphanage in the Urals for deaf-mute Jewish children; her Ukrainian grandfather Vasily, who disappeared during World War II and reappeared without explanation forty-one years later—and settled back into the family as if he’d never been gone; and her great-grandmother, whose name may have been Esther, who alone remained in Kiev and was killed by the Nazis.
How do you talk about what you can’t know, how do you bring the past to life? To answer this complex question, Petrowskaja visits the scenes of these events, reflecting on a fragmented and traumatized century and bringing to light family figures who threaten to drift into obscurity. A true search for the past reminiscent of Jonathan Safran Foer’s Everything Is Illuminated, Daniel Mendelsohn’s The Lost, and Michael Chabon’s Moonglow, Maybe Esther is a poignant, haunting investigation of the effects of history on one family.
Marcos Giralt Torrente0.0 Toda narración, incluso aquella que pretende imitar la vida, es una ficción. Un artificio. El escritor sale al mundo y lo que nos devuelve es una visión de la vida, no la vida. Partiendo de esta premisa, Marcos Giralt Torrente se enfrenta en este relato íntimo a un tema universal: la muerte del padre. A partir del dolor por la pérdida, reconstruye la relación con su padre, el tiempo de vida que compartió con él, con asombroso afán de fidelidad. Sin eludir las zonas de penumbra pero sin recrearse en ellas, sorteando con equilibrio cualquier exceso. De esa forma, con ayuda de una prosa hipnótica y concisa, la propia experiencia se transforma en experiencia de todos. El resultado es un libro absolutamente conmovedor que abraza y golpea a un tiempo. Ni un homenaje ni un ajuste de cuentas. Un intento de comprender
la relación más compleja que cabe entre dos personas. El retrato de un padre y un hijo. Un inventario de vida en el que casi nada se calla y en el que, por eso, aparece la vida tal y como es: con sus tristezas y encrucijadas pero también con sus jubilosos descubrimientos.
Marcos Giralt Torrente ha escrito un gran libro. Una confesión valiente y hermosa que, estamos seguros, dará que hablar.
