Рецензии — стр. 6

Очень трудно определиться с оценкой. С одной стороны, книга весьма впечатляющая и запоминающаяся, с символическими образами, которые можно понимать по-разному (я бы даже сказала, рай для любителей анализировать произведения, можно привести этот текст почти к любому знаменателю). С другой стороны, я вряд ли возьмусь перечитывать "Женщину в песках". Она мне в общем-то даже не понравилась. Моего уважения перед поглощающим читателя текстом хватает на положительную оценку, но моих личных симпатий едва набирается на нейтральную; сойдёмся на золотой середине.

К сюжету больше всего подходит определение "Всё очень плохо". С первых же страниц становится ясно, что добром всё это не кончится; чем дальше, тем понятнее, что трепыхания главного героя бессмысленны. Безысходность в квадрате. Начинается роман как скучноватая реалистическая зарисовка, а потом проваливается в кошмарный сон без каких-либо законов и логики. Главный герой попадает в сумасшедшую деревеньку, уныло борющуюся с поглощающим её песком. Дома стоят в глубоких-глубоких ямах, каждое утро начинается с выгребания песчаных завалов, успевших наползти за ночь. Совершенно очевидно, что эта борьба бессмысленна, проиграна с самого начала, рано или поздно все домишки будут окончательно съедены землёй и засыпаны. Что делают местные жители? Вместо того, чтобы бежать от неминуемой гибели, они смиренно продолжают выгребать песок, да ещё и случайных путников не прочь подключить к этому занятию - против воли, конечно.

Можно понимать всё происходящее буквально, тогда получится история о человеке, который свихнулся, попав в среду сумасшедших. "Если все пойдут прыгать с крыши, ты тоже пойдёшь?" История о том, как эта среда сломала человека, лишила его сил, высосала их и даже вручила взамен какой-то суррогат счастья - назовём его смирением. Проблема в том, что главного героя при этом совершенно не жалко - он не вызвал у меня ни одной положительной эмоции. А чтобы читатель от такой истории ощутил настоящую тоску, он не должен пожимать плечами и думать: "туда ему и дорога". Образ женщины и вовсе какой-то неподвижный, мёртвый. Будто не человек, а голем из того же песка. И этот голем пугает по-настоящему, во многом из-за него я не хочу перечитывать книгу. На протяжении всего романа я ждала, когда же мужчину осенит, что она совершенно мёртвая.

Можно рыть песок, из которого состоит роман, пока не докопаешься до какой-нибудь символической ассоциации. Первое, что приходит в голову - сравнить его с рутиной человеческой жизни, на которую у огромного количества людей тратится всё отпущенное время. Бег по кругу, вечное разгребание песка, который за ночь всё равно насыплется заново. Кому как не мне, заслуженному прокрастинатору, прочувствовать весь ужас, исходящий от страниц романа? Мы всю жизнь тратим на этот песок, мы смирились и научились радоваться тому, что в яме нас засыпает с каким-то случайным человеком, а не одних. Поначалу, в молодости, пытаемся сопротивляться, а потом ломаемся и тонем в рутине. Бессмысленность становится незаметна, потому что все ведут себя точно так же, все так живут. В конце концов, разве текущий песок - не самый распространённый образ уходящего времени?

Можно обратить внимание на слово "женщина" в названии, и вывести теорию о том, как человек свободен и счастлив, пока не свяжет свою жизнь с каким-нибудь другим человеком. Думаешь, что ничего страшного тебе не грозит, так, приятный флирт, немного любви и понимания, может быть... и не успеешь оглянуться, как ты уже в яме и разгребать песок, потому что твоя женщина считает, что надо разгребать песок - теперь твоя единственная реальность. Всё, отстранствовался. Вроде бы это сочетается с чёрно-белым взглядом на мир, где женщина - Инь, то есть часть тьмы и хаоса?

Это самые простые и поверхностные варианты, но копать глубже у меня, например, нет желания. Как я и говорила, безысходность этого романа, чернота, льющаяся с его страниц, вызвали у меня отторжение и неприятие. Возможно, потому, что в книге слишком много правды. Возможно, наоборот. Я не люблю книг о сломившихся людях, не люблю беспросветную тьму. Как бы то ни было, попробую продолжить знакомство с Кобо Абэ, но к "Женщине в песках" вряд ли вернусь.

Книга хорошая, можно рекомендовать к прочтению. Если вы подыскиваете роман, который держал бы в напряжении и оставил после себя сильное, но мрачное впечатление - "Женщина в песках" наверняка подойдёт.

"Россию придумали четыре Еврея: Левитан, Левитан, Шишкин и Тредиаковский. "
Д. Горчев

Знаете же императив: «В России надо жить долго»? Я вот всегда думала, что это сказал дедушка Корней и легкомысленно добавил: «потому что интересно», но по вредной привычке полезла проверять цитаты и засыпалась. Оказалось, что это вообще неизвестно кто и зачем придумал - вирусное изречение с ускользающим источником (нулевой пациент, вероятно, Островский), окончание, оправдание и объяснение которому каждый волен изобрести сам: в диапазоне от мелкого «чтобы пережить всех мемуаристов» (Сологуб) до циничного «а то до пенсии не доживёте» (действующий гарант). На мой вкус, я уже до хрена долго здесь живу — пора бы и мне уже понять, что с этим делать. Например, прекратить делать вид, что весь массив заслуживающей пристального внимания «классики» уже про- и перечитан, и перестать шарахаться, как цирковая лошадь от пчёл, от авторов, чьи сдвоенные фамилии, указывающие на предпочтительный ареал обитания, надёжно зафиксированы во втором ряду главной последовательности, и от их просторных, нарочито неторопких, обстоятельно повествовательных книг, будто бы и писанных с расчётом на вынужденных долгожителей и неучтённую кучу их времени в инертном ожидании, когда же «долго» перерастёт — наконец — в «счастливо» или — на худой конец — в «хорошо». Задушить снобское обыкновение не фотографироваться на фоне берёзок и кремлей, побороть иррациональный страх напороться на квасное русопятство, лыком шитую метафизику, сусальное летописательство и благолепно изукрашенные паутинистые углы, перешагнуть порог, сразу за которым падает на голову и рассыпается на составляющие «Толковый словарь живаго великорускаго языка» (не вздумайте накрывать им шляпу волшебника!), и понять, что проживи в России хоть четверть века — фонарь и аптека на месте, хоть триста лет — ничего не меняется тут, кроме словарного запаса (что уже прорыв не хуже космической программы, учитывая местную литературоцентричность и приверженность канонам) и по-прежнему непонятно ни что делать, ни кто виноват, если ты не успел спрятаться. Но это я проспойлерила раньше времени.

Предположу, что в 60-70 годы позапрошлого века, когда мытая Россия вдруг внезапно и остро почувствовала движение под боком немытой, поиск корней и фольклорные изыскания оказались в тренде, а судьба народная не волновала разве что конченных социопатов, крупномерная этнографическая беллетристика Мельникова-Печерского, основанная на живом, собранном вручную материале, была востребована, читалась с интересом, восторгом или скепсисом — в любом случае, имела спрос и резонанс. Те же самые чувства она способна вызывать и сейчас, особенно у охотников путать литературу с историей, стряхивающих паутину с увесистого тома, чтоб выяснить в подробностях «как жили наши предки» и приложиться к истокам. Условно, этот фокус пройдёт, только если ваши предки — из старообрядческой тусовки Поволжья 19 века, а безусловно — если ставите подобную цель, нужно быть предельно внимательным и нелегковерным, чтоб случайно не захлебнуться в благодатном потоке «родной речи», нащупать твердую почву и разглядеть лес за деревьями.

Язык — главная ловушка, флагманская фата-моргана эпопеи «В лесах» - он действительно завораживает и восхищает, все эти неперечислимые «исстари», «посолонь», «кондовые леса» и «девичьи супрядки», не столько вписанные в контекст, сколько создающие его, - выглядят диковинно, но не искусственно, глаз не режут, серьёзных трудностей восприятия и перевода не вызывают, в текст входишь, как рука в разношенную перчатку: тепло, свободно, удобно, разве что не по сезону, да и гуглить в перчатках неловко как-то. Медицинский факт: речь каждого, кто прочитал Печерского, неизбежно приобретает былинные интонации на срок напрямую зависящий от силы индивидуального лингвистического иммунитета — другие рецензии почитайте, для напримера. Очень заразно. И лестно: надо же, а язык-то наш куда более велик и могуч, чем завещал товарищ Ленин, как самобытно и экзотично мы могём, ежели захочем.
Вот! Тут-то и иллюзия. Уже не предположение, я твёрдо уверена - ни одна самая изолированная и аутентичная община в реальности никогда так не разговаривала, вряд ли живые люди в режиме нон-стоп шпарили как по писаному в прологах, минеях, пресловутом словаре Даля и прочих святых источниках древлего благочестия, уснащая свою бытовую речь без промаха разящими фаерболами пословиц и поговорок, затягивая песню в самые патетические моменты — ну разве что обитатели до поры притопленного Китеж-града. Тут-то и диссонанс. Потому что сами люди и их истории, мастерски увлекательно рассказанные автором, - очень правдоподобные, непридуманные, выписанные в режиме «подслушано Ветлуга» и «наблюдая за нижегородцами», максимально несоответствующие мечтам пуристов-почвенников о никогда не бывалом золотом веке, даже с учётом описанных циклопических застолий с белорыбицей, наливками и вёдрами икры — сколько можно жрать? На уровне мелодраматического сюжета - деспотичные отцы семейств самодурствуют, ловко скрывающие пассионарность бабы крутят ими по своему усмотрению, хорошие девушки влюбляются в козлов, плохие тоже, никто не заморачивается на предмет потерпеть до свадьбы, бога никто не боится, ничем хорошим сие не заканчивается; на уровне социологического исследования - в скитах разврат и бастарды, в семьях - пьянство и снохачество, кругом кумовство, коррупция и погоня за лёгкой наживой, бога никто не боится. Но сатирический, обличительный тон у автора приглушён, нет гнева и пристрастия в нём, вместо этого он заставляет персонажей водить бесконечный хоровод и распевать на манер бессмертной оперы «Хованщина», то и дело вклиниваясь с не совсем уместными сольными ностальгическими ариями про Ярилу и ягодки-цветочки, предваряя их не менее странно выглядящими пушкинизмами: дела давно минувших дней, мол. Как так-то? Эти люди — его современники: разные, яркие, выпуклые, трагичные и несуразные, пустые и амбициозные, похотливые и хитрожопые, щедрые и сострадательные, тщеславные и наивные — обычные, пускай и с не всегда психологически докрученной логикой поведения, но с вполне достоверными, узнаваемыми характерами в каких-то уж совершенно документальных обстоятельствах. Почему для каждого из них не предусмотрена своя интонация (пусть даже в рамках утверждённого вокабулярия), свой способ высказаться, почему язык подзаборного алкаша и вора ничем почти не отличается от языка степенного и самоуверенного тысячника, а мать-игуменью можно на слух отличить от попрыгуньи-белицы, только потому, что первая светских песен не поёт? Ну разве что заезжему невзрачному донжуану добавлено изюму в виде присказки «Ох, искушение!»

Для себя я ответ нашла, но вовсе не настаиваю, чтоб все со мной тут же согласились (Мельников спорный писатель). Дело в том, что это повествование - отчётливо колониальное по своей сути, и рассказ в нём ведётся о чужаках глазами чужака, пусть и предельно внимательного к мелочам, деталям быта, национальным и сословным особенностям автохтонов. Это нисколько не умаляет его локальной этнографической ценности: здесь можно узнать, чем пахнут ремёсла, сколько приданого полагается поповской дочке, когда сеять капусту, доходен ли токарный товар на Макарьевской ярмарке, как организовать свадьбу «уходом», чтоб сильно не побили, и как сбывать фальшивые деньги, чтоб не сразу посадили — много всякого занимательного. Всё это вполне могло бы сойти за инсайдерский путеводитель, качественную журналистику, не перегруженную драматургией, не преследующую никаких магистральных целей, кроме общеобразовательных и развлекательных - кабы не одно фундаментальное «но»: это — фольклорный эпос. И дремучая жизнь обитателей провинции, скрывающихся в складках ландшафта, придерживающихся своих традиций, одинаково оторванных как от метрополии (никакой, например, Москвы, как смыслового сакрального центра, практически не существует: для староверов Москва - это, в лучшем случае, авторитетные старцы Белокриницкого согласия), так и друг от друга (разделение на своих и чужих в границах одного поселения, не говоря уж о разных берегах Волги), практикующих глухую оппозицию в духе «лучше не высовываться, где надо — подмажем, а власть — какая ни есть, надо терпеть» - предстаёт в каком-то ином свете, представляется чем-то подлинным, исконным, истинным для очарованного архаикой сознания, но на деле это кажимость гармонии, рожденная посредством одних только волшебных слов. Магия языка и ткань художественного нарратива, сливая всё и вся, территории, времена, сословия и классы, в абстрактное всеобщее, вытесняет из зоны видимости действительные противоречия исторической реальности. Поволжье глазами Мельникова-Печерского — не меньший миф, чем Индия Киплинга или Оклахома Лонгфелло. Нет, я не говорю, что это плохо - с какой стати? Просто не надо упускать из виду подобные соображения — а то у долгожителей память хоть и долгая, но избирательная, и ладно рассказанным сказкам они верят, как дети малые.

Из тех романов, читая которые разрываешься между желанием узнать, что на следующей странице, и ещё раз перечитать предыдущую. (с)

Вот, вот какими должны быть интеллектуальные детективы! Учитесь, товарищи.

На самом деле дать однозначное определение "Тени ветра" безумно сложно. Это и детектив, и мистическая история, и готический роман, и классическая размыслительная книга, и история любви - все в одном флаконе. Но чем бы она не являлась, она очаровывает с первых страниц так, что оторваться просто невозможно. Ночные улочки Барселоны, букинистический магазин, кладбище книг, мрачный особняк, хранящий свои тайны, странные совпадения, плотный клубок прошлого и настоящего, который будет разматываться медленно, страница за страницей.

А вообще, дело не только в интриге или атмосфере Барселоны, хочется еще отметить чудесный язык Сафона - мягкий, невычурный и бесконечно красивый. Благодаря которому от каждой страницы получаешь огромное удовольствие.

Это история о книгах. О проклятых книгах, о человеке, написавшем их, об одном персонаже, сошедшем со страниц романа, чтобы предавать эти книги огню, о предательстве и об утраченной дружбе. Это история о любви, о ненависти и о мечтах, живущих в тени ветра

Этот роман - чудесный коктейль из всего, что я люблю в литературе.
Мрачная атмосфера.
Но не гнетущая, а будоражащая воображение.
Тайна, связанная с книгой, которая непостижимым образом меняет жизнь своего читателя.
Загадочная личность писателя, написавшего эту книгу в книге.

Книга - это зеркало, в котором мы видим то, что несём в душе, вкладывая в чтение разум и душу

Всё приправлено небольшой щепоткой мистики.
Ровно такой, чтобы граничила с реальностью и была вполне возможна.
И более щедрыми вкраплениями моей любимой Барселоны.
Все адреса этого волшебного города звучали как музыка.
Ведь я прекрасно представляла в какой части города происходят события.

Барселона – колдунья, понимаете, Даниель? Она проникает тебе под кожу и завладевает твоей душой, а ты этого даже не замечаешь

Очень понравился сюжет: завязка, развязка, интрига, динамика, персонажи - всё.
Все составляющие многогранны и досконально продуманы.
Множественные переплетения судеб логичны и не выглядят "роялями в кустах".

По-настоящему любишь только раз в жизни, но не всегда понимаешь это.

Любовь и дружба здесь тоже есть.
Юношеские, незрелые, но искренние и пронесённые сквозь всю жизнь.
Несмотря на изломанные ими судьбы.
За паутину переплетения судеб - автора, книги и читателя - отдельное спасибо автору.

У каждой книги есть душа. Душа того, кто ее написал, и души тех, кто читал и переживал ее, и мечтал над ней.

Роман очень увлекательная и не оставит равнодушными.
Он постепенно захватывает читателя так, что от книги трудно оторваться.

Представьте, что вы отправились в долгий поход по дикому лесу с человеком, который проявил себя перед началом путешествия, как настоящий профессионал. Вам предстоит несколько дней вместе продираться сквозь чащу, буквально отвоевывать у тропы каждый шаг, однако красота окружающего мира каждый раз напоминает, что оно того стоит. Ваш проводник досконально знает маршрут и умеет говорить о нем с истинной артистичностью. Но уже к вечеру первого дня вы начинаете замечать за своим спутником, странности, которые сначала удается списать на чудаковатость, присущую почти каждому. Они немного раздражают, но в целом терпимо. Вы успокаиваете себя, что это усталость после нескольких часов утомительного пути виновата в вашей излишней мнительности. Вам просто нужен привал и крепкий, спокойный сон. Утром вы снова полны сил и готовы продолжать путь. Но потом опасения крепнут, речь проводника становится всё более сбивчивой, он заговаривается, повторяется, страдает от смен настроения и в итоге вы вынуждены признать, что перед вами почти сумасшедший человек. Теперь через вас, как ток по проводам, проходит поток сознания нервного, замкнутого, импульсивного, одинокого, сломленного человека. Вот чем стала для меня эта книга - походом через дебри нервного срыва.

Мир Хелен Макдональд обрушился в тот день, когда умер её отец. Эта утрата полностью опустошила её, оставив лишь боль. Хелен начинает поиски опоры в жизни. Ей нужен повод вставать по утрам. Она хочет завести ястреба-тетеревятника, объяснив себе это странное решение тем, что на самом деле это был не её выбор. Это ястреб поймал её в свои силки. Хелен опытный орнитолог, но тетеревятников у нее в доме никогда не было. Эти птицы известны своевольным нравом. Быть смыслом чьей-то жизни - участь незавидная, а Хелен взвалила эту непосильную ношу на птицу. И если мужчина, в которого Хелен влюбилась, чтобы заполнить душевную пустоту, быстро разглядел её маниакальность и удрал, то у ястребихи Мэйбл такого шанса не было.

С каждым днем Хелен всё глубже погружается в трясину своей депрессии. Она обезумела от горя и считает, что становится с Мэйбл единым целым, что птичья натура позволит ей отстраниться от человеческих страданий. Никакой боли, никаких сожалений. Только свобода и покой. И вот она уже рассказывает вам по кругу одну и ту же историю - ястребиную охоту - меняя только детали. Вчера это были кролики, сегодня фазаны, завтра будут белки. Вскоре это уже похоже на бессвязное безумное бормотание, речь становится монотонной, из нее как будто ушла жизнь. Изредка Хелен говорит здравые мысли, понимая всю ненормальность своего поведения, но они только подчеркивают, как далеко она отошла от реальности, выдумав себе искусственную жизнь. Пытаясь отстраниться от своего горя, она почти лишилась рассудка.

Её настольной книгой становится сомнительный труд писателя-натуралиста Теренса Уайта. Хелен подробно и тягостно рассказывает о его жизни. Она нашла в нем если не родственную душу, то товарища по несчастью, потому что одинокий Уайт выбрал ястреба-тетеревятника в качестве средства для своей самореализации. Он должен был стать воплощением всего, чем хотел бы быть сам Уайт, но мораль и закон не позволяли. Он хотел иметь ручного убийцу, который смог бы утолить его жажду к насилию. Человек ради своей прихоти, у которой всегда найдется миллион оправданий и причин, тащит к себе в дом то, что ему не принадлежит.

Мне хотелось вырваться от этой книги на свободу. Вдохнуть чистого воздуха, чистого разума, но меня что-то держало, как будто на моих ногах тоже были опутенки, как и на Мэйбл - эти мягкие птичьи кандалы, за которые меня привязали к книге, как к присаду. Книга меня измотала. Мне не один раз хотелось когтить её, как Мэйбл кроликов или фазанов. Мне тоже хотелось разодрать эти страницы в клочья, так они порой бесили меня. Но надо признать - у Макдональд получается приручать не только ястребов, но и читателей. Она пишет точно и мудро. Возможно, Хелен Макдональд и не самый приятный в общении человек, но рассказчик она отменный.

Совершенно не моя книга.

Считаю непозволительным автору относится к читателю с такой фамильярностью и пафосом. Отношение, да и произведение в целом, крайне легкомысленные, что никак не дает мне назвать эту книгу художественной литературой в прямом смысле слова. Не развлекает и не напрягает, никаких размышлений, ничего нового... Книга из разряда прочитал и забыл.

Неуклюжие раздражающие метафоры, язык не то чтобы убогий, но «тянет» на дешевую бульварную литературу. Цитаты приводить не буду, так как все по полочкам разложили до меня. Переводчики «постарались».

Легкие отношения: секс с первым встречным, поцелуи. В том числе между ребенком и взрослой дамой. Упоминания о мастурбации, педофилии, гомосексуализме, порнографии, проституции, инцесте – скажите, что из этой сферы не забыл упомянуть автор? Каракс, любящий Пенелопу, вступает в связь с Нурией, просто и легко, как будто секс для него – что-то совершенно обыденное, и к настоящей любви никакого отношения не имеющее. Верность? Нет, не слышали.

Возмутительно-раздражающие поступки героев, нелогичный сюжет. Начнем со смерти Пенелопы. Любимая дочь отца, любимая сестра брата, мать, правда, относилась равнодушно к своему ребенку, девушка из прислуги многим нравилась. Но! Как можно беременную женщину запереть на 9 месяцев, и во время родов НИКТО к ней не зашел и не помог, даже если она и принесла в подоле. НИКТО не стал расследовать смерть матери и ребенка. НИКТО не поинтересовался, куда пропала девушка, которая многим нравилась. Ее родители и брат просто больные люди, маньяки, которым место в тюрьме, если дали своей дочери, сестре умереть такой смертью. В общем не верю я этому эпизоду.

Герои – глупый и наивный народ. В голове у Дениэля творится полный хаос 90% времени он думает об очередной юбке и изливает на страницы романа свои ощущения от очередного поцелуя, неопределенного взгляда от женского пола и секса. О какой там любви к Беа говорится? Да ладно вам – ему только ее икры понравились! Ну и поразила его удивительная способность разбалтывать всему свету тайные вещи, о которых отец велел никому не рассказывать, или дарить книгу, взятую им под свою пожизненную опеку первой понравившейся девке. Микель и Каракс, которых по всему городу ищет полиция, и вроде как им нужно спрятаться, отправляются не куда-нибудь, а в общественное место – кафе, где их (кто бы мог подумать!) благополучно пытаются схватить полицейские.

Автору хотелось построить увлекательный, острый сюжет. В итоге получилось нечто напоминающее вялотекущее желе – ни катарсиса тебе, ни какого бы то ни было напряжения. Готический роман? Ну да, синие трупы, обезображенные люди, темные старые улочки и дома… Только все это не связано воедино, нет целостности, нет запоминающейся яркой готической картины. Лишь раздражение и пустота…

Ну и мамку свою из тюрьмы освободить. А может - все-таки славы?..
У этой книги - два названия, две разные обложки и словно два лица. "...банды Келли", которой налепили киношную обложку - что-то мне прям не нравится. И мальчишка этот, "восходящая британская звезда" Джордж Маккей - ну совсем не тянет на описание главного героя.Вообще рождается ощущение чего-то современного вроде "Хулиганов Зеленой улицы". "...шайки Келли" - рождает ощущение старого вестерна.
Истина ближе ко второму варианту. Место действия - Австралия, время - середина 19го века. В центре - семья ирландских ссыльных Келли: маманя и россыпь ребятишек, и Эдвард-Нед - старший из пацанов. Неглупый парень,с мозгами и сердцем, но...
Книга прежде всего интересно сделана.Она стилизована под "подлинную" автобиографию: каждая глава начинается с описания листов, на которых она была записана (и небольшого дайджеста, что будет в этой главе). Нед Келли - считается фигурой исторической и довольно знаковой для Австралии. Небольшой шок и контраст наступает сразу: сначала нам описывают практически потерявшее человеческий облик чудовище, а потом идет - "милая доченька". Считается, что Нед писал свои мемуары, чтобы их прочла его дочка.
У меня два сравнения: Кормак Маккарти и Чарльз Буковски. По тому, как герой описывался в пред- и подростковом возрасте - казалось, что у него был шанс. Совсем не глупый, со своими понятиями, очень он доглядывал за мамкой и маленькими сестричками. Спас жизнь мальчишке - и получил на память кушак.Но - не было мужской руки. Терся какой-то констебль - но он больше к мамке дорожку протаптывал. Ну а Неда подобрал под свое крыло Гарри Пауер - лгун, бандит и отчаянный сорвиголова.
Очень многое здесь решает то, что описываемые люди - ирландская диаспора. Их выслали в Австралию - и они привезли туда свои понятия и законы. Как нетерпимость к предательству, так и войну с "проти" англичанами. И автор и герой всячески подчеркивают пропасть между переселенцами (читай, ссыльными) и рожденными здесь

Австралийцы - что с вами не так?

Вопрошает в конце один из местных жителей. Нет - они не австралийцы, да и с чего бы ими быть? В книге, конечно, встречаются крупинки сумасшедшего австралийского колорита: гнездо лирохвоста, вомбаты, кукубарры. Но в остальном атмосфера - ядреного Дикого Запада: перестрелки, погони, грабежи...
С самого начала и до сколачивания банды к герою я испытывала даже сочувствие. Пошел пацан по кривой: то с Гарри связался, то в семье сгустились тучи - даже что-то типа проклятия они словили. Ну карабкался же он, барахтался, мелких опекал, влюбился красиво, о доченьке думал. Но ближе к концу понимаешь - что это такие оправдания. Нет, я не буду превращаться в "ждулю" - стыдно признаться, я так по малолетству и скудоумию оправдывала Калибана из Джон Фаулз - Коллекционер - хотя он просто отбитый псих. Неда вполне устраивает слава отвязного бандита - до такой степени, что он даже обижается, когда обыватели его не узнают.

Она сделал вид что не слышала о славе банды Келли. Как такое может быть?

Я хорошо отношусь к ирландцам благодаря Нейлу Уильямсу - но Нед Келли способен это отношение пошатнуть. Хотя бы пояснением - зачем ирландские мужики обряжались в платья и чернили лица. Не самый приятный эпизод.
Читать было - муторно. И в эмоциональном плане. Я с детства люблю рассказы об американских пионерах-героях, но ключевое слово тут - герои. А читать, как вроде бы неплохой парень стремительно катится вниз - довольно мучительно. Ну и это же не просто стилизация под дневник - а еще и дневник малограмотного парня. Поэтому в каждом предложении - только точки, текст идет сплошным потоком. И пусть мат и стилизован и завуалирован вроде как все жесткие эпитеты заменены словом "прилагательное" - но его тут лопатой отмахивайся.
Рассматриваю это как - книжный опыт. Хорошо отношусь к вестернам - но банда тут ну совсем отбитая и пропащая. Книга хорошо подойдет под игры: и структура необычная, и тема, и австралийский колорит, на котором ирландский характер только выковывается. Но чтобы получать от подобного чтения удовольствие - надо обладать просто стальными нервами. Порекомендую любителям Кормака Маккарти и Чарльза Буквоски - очень схожи они по духу. А от себя порекомендую, кто хочет подобного, но полегче - Чарльз Портис - Железная хватка . Как-то Мэтти у меня больше возрождает веру в человеческое, чем растаптывает ее.

Удивительное дело: умудрилась дожить до таких лет и не то, что эту книгу прочитать, но даже избежать по ней малейших спойлеров. Последние дни все настойчиво твердило, что это надо исправить: незнакомцы упоминали о книге, друзья советовали фильм, реклама всплывала в самых неожиданных местах, а потом и еще и бесплатный экземпляр в экспертной библиотеке. Значит пришло время.
О, как она виделась мне: шедевр испанской философии, рекомендована буквально всеми, как минимум тайны вселенной сокрыты на ее страницах. Нобелевскую премию же за что попало не дают! Как вы понимаете, реальность меня ОЧЕНЬ удивила.
По сути, это семейная сага, где герои с сомнительной генетикой и легким налетом магического реализма неустанно сношаются, презрев законы морали, а автор за этим иронично наблюдает. И где тут, спрашивается, Нобелевка?
Нет, к миру претензий нет - он достаточно прописан, очень атмосферен, герои с интересной логикой и любовью к половым актам с родственниками и эксцентричной жизни. Помимо делания детей с поросячьим хвостиками они регулярно совершают поступки, которые или позорят семью, или заставляют брови читателя взлететь к небесам не хуже безумной лысой красотки, или и то, и другой одновременно. А еще иногда воюют, но совершенно не важно за что. Интересно ли это? Да, вполне. Потрясает ли? Нет.
Дело в том, что я так и не нашла гениальности в этом произведении. Оно умеренно хорошее. Умеренно остроумное. Умеренно неожиданное. Умеренно насыщено событиями. Оно не оставляет незаживающих шрамов в душе. Не выворачивает наизнанку. Я могу назвать десятки произведений, которые потрясают намного больше. Среди них будут и семейные саги, и магический реализм.
Книга не вызвала отвращения или восторга. Вопрос, где тут зарыта гениальность, я оставляю открытым.
Читать не сложно, единственное, что конечно же путает - это постоянный поток Аурелиано и вообще героев, чьи имена начинаются на одну букву. Но к этому тоже привыкаешь.
Мне просто не додали глубины.

Александрийская хтонь
Боль узнавания терзала меня весь первый том — зная, что не мог это читать ранее, я понимал, что мной это уже ранее было прочитано. Эти бесконечные «кружева слов», которые так любят латиноамериканские писатели, этот туман, эта хтонь — потом, собравшись с силами и разогнав морок, я смог увидеть, откуда же растут уши у данного произведения.
Я вижу в этом гибрид Жан-Поль Сартра и Густава Майринка . И первое, и второе в глубокой молодости мне прям очень понравилось. Потом, в зрелости, я попробовал перечитать, и понял, что это не моё — я безнадежно отдалился от всего этого тумана, от кабалистики, от экзистенциального кризиса главного героя. О Сартре даже в свое время отписался. И вот сейчас, по прошествии многих лет, меня окунают в ту же субстанцию.
Вместо туманов Майринка — висящая тягучая жара Александрии. Вместо кризиса Сартра — кризис нашего безымянного героя. И все это в духе латиноамериканской прозы — увитое кружевами, бесконечными кружевами, кружевами кружев слов, с виньетками из кружев, в кружевах. Красивый язык — мой желудок от такой сладости болезненно сжимается, а мозг кричит про диабет II типа.

Жюстина
Сюжетный образ надо искать прям в самом начале — автор его и не скрывает. Это Жюстина Маркиза де Сада. Разумеется, рассматривать Жюстину в отрыве от Жюльетты абсолютно невозможно — эти два произведения созданы в неразрывном диалектическом единстве. Вот и здесь главной героиней, на которой автор (не Даррел, а автор внутри текста) акцентирует свой фокус — нимфоманка Жюстина. Сюжет пересказывать нет никакого смысла — бесконечный промискуитет, подкрепленный томностью главного героя, автора текста, который мешает превратиться всему этому унынию в весёлую групповушку. Групповушка есть, но она совсем не веселая. В качестве приправы подсыпано драмой и даже чуток шпионским детективом — вкуса почти не чувствуется.
Главный герой и его отношения с Жюистиной — стержень этого романа. И для меня это главная загадка — зачем он сдался этой достаточно жизнелюбивой и телесной нимфоманке? Да, намеки про его огромный половой орган я уловил — но неужели с позиции Даррела величина полового органа может искупить бесконечное уныние и слюнявость того мужчины, к которому он крепится? Может страшная тайна, что он ей вообще не был нужен, или был нужен так, как женщине был нужен фаллоимитатор и есть тот секрет, что нам раскроют в оставшихся томах? Большой удар будет по этому слюнтяю.
Понятно что все герои — это и есть автор. И понятно, что, если мы воспринимаем безымянного как некую грань личности автора, Жюстину — как другую грань личности, Бальтазара, Мелиссу и пр. как новые грани — это может собраться в какую-то сложную и противоречивую картину. Но они же выходят в роли отдельных персонажей, и строго по формуле: «грань = персонаж». Увы, одной грани совершенно недостаточно для создания живых людей — все тот-же Голем, оживлённый древней магией слова, но так и оставшийся глиняным болваном.

Де Сад
Автор создал свою книгу явно опираясь на стилистику Маркиза Де Сада — революционного писателя для своего времени. Но вот беда — откровенная порнография в работах Донасьен Альфонсо Франсуа де Сада перемежевывалась откровенной же философией — и эта порнография играла на его философию. Де Сад возводит «природу зла» в главный фокус своей философии, и препарирует её невероятно тонко — «изнутри». Да, чтоб очистить дымоход, он сначала в него влезает, и пусть ему нравится там пачкаться (это видно) — своей цели он достигает. И декларируя субъективность добродетельности и порока, декларируя природную власть над человеком как единственную — он делает это гармонично и даже изысканно. Порнография с одной стороны иллюстрирует его мысль, с другой — «вштыривает» читателя, чтоб он не заснул. Здесь же словеса автора больше усыпляют.

Свинг-пати
По большому счёту перед нами предстает картина секса. Но это не секс живой, может даже животный, заводной — тот секс, которым радуют нас порнографические фильмы. Это секс вялый, томный, душный. Когда в жару не хочется делать ничего, и секса не хочется, но что-то же надо делать в жару, и оба потные, и мужчина не думает ни о чем (во время секса редко получается о чем-то подумать), а женщина о чем-то своем, может о том, что постельное белье в поту, и придётся менять. Этот секс не может никого завести (секс очень заводная вещь — даже на просмотр чужого секса тело реагирует), он может лишь вызвать чувство недоумения, скуки, брезгливости, спровоцировать зевоту. Когда при тебе начинают заниматься таким сексом — вы с партнершей просто выходите на балкон покурить. Вы не завелись, вам, скорее, неудобно. Переглядывая друг с другом вы удовлетворены радостью вашей партнерши, что у нас то не так, и горечью, что потратили свое время на это унылое свинг-пати. Примерно аналогичные чувства я испытывал при прочтении.

Увертюра
Очевидно, что автор использовал первый том ради масштабной расстановки фигур на шахматной доске. Отчасти поэтому эти фигуры расставляет такой неинтересный герой, отчасти поэтому событий в книге фактически нет — автор старается сплести вокруг нас свою паутину. И если смотреть на Жюстину как на увертюру — я вполне могу понять перспективу того, насколько книга встроится в глобальный замысел.
Видимо понимая, что дальше первой книги читатель может не двинуться — автор идет на хитрый и подлый приём, а именно пускает нас в свою лабораторию. Показывая свои заметки он как-бы извиняется, и дает понять, что герои то не совсем плоские, и будет развитие — не так оно однозначно как может показаться. Именно в этой лаборатории можем услышать, что главный герой первого тома, его стенания и пр. — это нечто факультативное, а глобальный замысел пошёл куда шире и дальше. Будем надеяться. Как бы не был приятен язык автора — все-таки латиноамериканская проза это делает не хуже, а сюжеты там пободрее. Этот том в отрыве от глобальное замысла получает 2-е звезды. Будем надеяться, что эта оценка оттого, что «дураку половину работы не показывают».