Фрида

Глава 9. Фрида

Предложение Нуш обсуждать литературные новинки с Эрнестом за неимением в Ноттингеме салонов задело Фриду за живое. Она пробовала – несколько лет назад, и Эрнест тогда не проявил никакого интереса, но, возможно, стоит сделать еще одну попытку?

Фрида вновь и вновь возвращалась к этой идее, рассматривая ее с разных сторон. Порой она представляла Элизабет с Эдгаром, сосредоточенно склонившихся над «Войной и миром»: у пылающего камина или в уютном свете масляной лампы. Она видела эту сцену как наяву: Элизабет подперла рукой подбородок, Эдгар поправляет очки и задумчиво трет переносицу. Она почти слышала, как сестра и ее супруг перебрасываются вопросами, высказывают свои идеи.

А еще Фрида вспоминала первые месяцы замужества, когда Эрнест каждый день приносил ей охапки книг. Когда удавалось их одолеть – в те дни английский Фриды оставлял желать лучшего, – супруг одобрительно улыбался и целовал ее в макушку, а затем собирал книги и уносил в библиотеку. После рождения Монти Эрнест стал одержим стремлением зарабатывать как можно больше, чтобы их растущая семья никогда не узнала, что такое голод. Книги приносить он перестал, видимо, считая, что чтение несовместимо с материнством.

А теперь он зарабатывал больше, дети подросли, и Фрида говорила по-английски свободно. Наверное, Нуш права: литературные обсуждения могут избавить ее от уныния и скуки, от чувства, что ей, Фриде, недоступна настоящая жизнь, какую якобы ведут сестры. И, возможно, это вернет ей Эрнеста, поможет им сблизиться. После отъезда Нуш она долго искала идеальную книгу, изучая запасы бесплатной библиотеки Ноттингема и обыскивая полки книжного магазинчика за рынком. И наконец нашла. Роман, достойный семейных чтений, против которого не станет возражать Эрнест. Готовясь удивить супруга, Фрида прятала книгу за партитурами, доставала и читала каждый день по часу, записывая свои мысли в маленький блокнотик в шелковом переплете.

Однажды вечером, когда она разучивала сонату Брамса, спрятав заветную книгу под стопку нот, в гостиную вошли Эрнест с Монти. Она перестала играть и, не убирая рук с клавиш, взглянула на часы. Половина девятого.

– Монти, любовь моя, тебе пора в постель.

– Он говорит, что слишком взволнован предстоящей поездкой в Мюнхен и не может уснуть, мой снежный цветок, – пояснил Эрнест, погладив сына по голове, и добавил: – Ты должен будешь заботиться о маме, Монти. Говорят, в Мюнхене полно нестриженых мужчин и стриженых женщин.

Руки невольно сжались в кулаки, и Фрида закусила губу. Почему он упорно называет ее снежным цветком? Снег – холодный и мертвый, а она – живая и теплая. Снежный цветок – нечто девственное, нетронутое, почти арктическое. Взгляд остановился на вазе с растрепанными кремовыми гвоздиками, которые принес Эрнест накануне. «Он хочет, чтобы я походила на эти цветы, – с горечью подумала она. – Чтобы я была изысканной белой гвоздикой».

– Эрнест, я читала «Анну Каренину». Я хотела бы поговорить о ней, когда Монти пойдет спать.

Эрнест непонимающе посмотрел на нее.

– Разве не для этого существуют ваши женские посиделки? Домашние четверги?

– Я… я от них отказалась.

Слова падали на рояль и проваливались между клавиш, покрытых слоновой костью. Она хотела объяснить, что чувствует себя изгоем в местном дамском обществе, что эти женщины скучны и придирчивы, что ей отвратительна их беспощадная борьба за превосходство. Но Монти и Эрнест смотрели на нее с таким нескрываемым удивлением, что слова замерли на устах.

– Вместо этого я читаю. Я надеялась, что мы с тобой…

Ее голос прервался.

– Я обучаю рабочих грамоте три вечера в неделю, по субботам читаю лекции в Кембридже, каждый день учу идиотов в колледже и при этом пишу фундаментальный научный труд. Чем тебе местные дамы не угодили?

Фрида закрыла крышку рояля. «А сколько времени ты тратишь на перестановку книг на полках?» – подумала она, чувствуя тугой ком в горле.

– Они добрые христианки. Что мы скажем, когда встретим их в церкви?

На лице Эрнеста отразились недоумение и досада, точно он говорил с одним из своих самых бестолковых и глупых учеников. Пытаясь проглотить ком в горле, Фрида уставилась невидящим взглядом на вазу с гофрированными гвоздиками. Как объяснить ему, что у нее нет ничего общего с добрыми христианками Ноттингема? Что она чувствует себя представительницей другого вида? Она мысленно перебирала знакомых женщин… Миссис Кларк, супруга владельца ломбарда, которая придирчиво рассматривает ее одежду и находит, что та оставляет желать лучшего. Миссис Блэк, жена торговца чаем, которая вечно жалуется на прислугу. Миссис Бертон, супруга фабриканта, которая говорит только о последней моде на шляпы… Нет, больше никаких «домашних четвергов». Лучше уж ползать по полу с детьми, читать или собирать полевые цветы. Она хотела еще раз предложить Эрнесту обсудить «Анну Каренину» – хотя бы за ужином, однако супруг предостерегающе поднял руку. Этим единственным жестом он, казалось, не просто сдвинул ее на край, а вообще вытолкнул из своей жизни. Почувствовав, как набухает и растет ком в горле, Фрида стиснула зубы. Нельзя плакать перед Монти. Что бы ни вызвало эти слезы – сожаление, гнев, досада, одиночество, – она не должна расстраивать сына.

– Поговорим позже. Когда вы с Монти думаете ехать?

– К-как только он закончит учебу, – сказала она.

Ей вдруг захотелось обнять сына, прикоснуться щекой к мягким детским волосам, ощутить его ванильно-молочное дыхание.

– Подойди и обними мамочку перед сном, любовь моя.

Она широко раскинула руки и улыбнулась. Монти не двинулся с места.

– Думаю, Монти староват для объятий с мамочкой. Я отведу его наверх.

Рука Эрнеста легла на голову мальчика, направляя его к двери.

– Пожелай мамочке спокойной ночи.

– Спокойной ночи, – ровным голосом произнес Монти.

Фрида не могла вымолвить ни слова. На глаза навернулись слезы, ком в горле вырос. Эрнест уже неоднократно говорил ей, что Монти пора стать более независимым, что она балует сына, что тот слишком к ней привязан. Она стиснула зубы, открыла крышку рояля и начала играть пьесу Бетховена. Руки тряслись, ноты кружили по комнате, врезаясь в стены и ударяясь о мебель. Когда Эрнест вернулся и сказал, что музыка разбудила Барби и Эльзу, она даже ответить не смогла. Просто тряхнула головой и продолжала. Казалось, ее удерживают на месте только инструмент и музыка. Перестав играть, она могла так сильно уйти в себя, что просто исчезла бы. «Кто я теперь? – думала она. – Что я?» В памяти всплыли слова Нуш… Да, Фрида. Вернись к нам, пока не поздно…