Фрида

Глава 8. Монти

– Почему ты отвечаешь мне на английском? – повысила голос Фрида, перекрикивая шум в кафе. – Разве ты не хочешь поговорить по-немецки?

Монти старательно жевал, не произнося ни слова. Когда он говорил по-немецки, на него глазели, и кому охота, чтобы его обзывали злосчастным гунном? А дома ему нравилось, как мама говорит по-немецки. Как немецкие слова выходят из ее горла, поднимаются, падают и срываются с губ, будто выстрелы.

– Дома, – пробормотал он после длительной паузы.

– Очень хорошо.

Она потянулась через стол за новым ломтиком кекса.

– Кексы в Германии намного вкуснее. Думаю, ты должен поехать со мной в Мюнхен, Монти. Хочешь?

Плечи расслабились, а тугие узлы в животе исчезли.

– Да, очень-преочень хочу!

Монти так обрадовался, что даже не заметил вылетающих изо рта крошек. Ура, он поедет в Мюнхен!

– Я себе места не нахожу. Думаю, поездка в Мюнхен поможет развеяться.

Мама вновь открыла книгу, только она не читала. Ее глаза не двигались. Монти ласково тронул ее за плечо.

– У тебя болит животик, Mutti?

Она подняла голову.

– Что бы я без тебя делала, Монти? Ты уже такой большой мальчик.

Монти не хотелось быть большим. Он предпочел бы стать маленьким, забираться к маме на колени, гладить ее лицо и волосы и таять под мягким теплом ее рук. Как Эльза и Барби.

– Ой, смотри, Монти! – Мамин голос зазвенел серебром, и она сунула книгу в корзину. – Двигайся. Нам понадобится больше стульев.

Подняв глаза, он увидел крестного Барби, мистера Доусона. Миссис Доусон указывала на них кончиком лилового зонта, а на лице ее супруга расцветала улыбка – широкая, от уха до уха. Мистер Доусон жил в нескольких кварталах и частенько приходил в гости.

Монти нравилось, как блестят его глаза, особенно в отсутствие папы. Мистер Доусон мог бы стать маминым другом, а вот от его жены никакого толку – слишком занята вышиванием знамен для всяческих комитетов.

– Мы уже уходим! – пропела миссис Доусон. – Я спешу на женское собрание. В Ноттингем приезжает Эммелин Панкхерст. Ты ведь придешь, Фрида? Мы должны показать ей, что Ноттингем серьезно относится к избирательному праву женщин.

– Я тебе не нужен, Элена. Выпью кофе с миссис Уикли.

Мистер Доусон повернулся к ним.

– Расскажите, как поживает моя любимая крестница.

Он подмигнул Монти и уселся рядом с мамой на диванчик, хотя там было слишком мало места и она ясно сказала, что нужны еще стулья.

– Рада вас видеть, мистер Доусон.

Мама наклонила голову набок, как воробышек, и пристально посмотрела на мистера Доусона.

Монти обрадовался: сейчас мама расскажет ему о новом ребенке. Он навострил уши, чтобы не пропустить ни слова.

– У Элены вечно полный дом суфражисток-подстрекательниц, и я изо всех сил стараюсь держаться подальше от неприятностей, – закатив глаза, сказал мистер Доусон.

– Они делают важное дело. Женщины, конечно, должны иметь право голоса.

Фрида помедлила, рассеянно помешивая остывший кофе.

– Но когда я пошла на собрание суфражисток, то почувствовала себя не в своей тарелке. Они кричат, спорят, устраивают марши и ведут себя как мужчины. Я смотрю на это по-другому.

– Вот как? Слышишь, что говорит твоя мама, Монти? – ткнул его в плечо мистер Доусон.

Монти кивнул, а Фрида продолжала: медленно, подыскивая правильные слова.

– Они… слишком узко мыслят. И я считаю, что настоящую свободу принесет женщинам не право голоса. Все сложнее. Наша сила в том, что мы – другие. Чтобы сделать мир более женственным, мы должны помочь вам, мужчинам, иначе посмотреть на вещи.

– Гм… Более женственный мир, а? Что скажешь, Монти? Дадим женщинам право голоса?

Монти не знал, что отвечать.

– Мы с Монти едем в Мюнхен. Там у людей более прогрессивные взгляды.

– Надеюсь, вы вернетесь, – рассмеялся глубоким лающим смехом мистер Доусон. – Все знают, что вы не выносите Ноттингем.

– Это Ноттингем меня не выносит, – возразила она.

Монти отвернулся и устремил взгляд в окно, через которое мог видеть, не войдет ли в кафе кто-нибудь из школы. Именно тогда он услышал от мамы странные слова.

– …что-то внутри… словно догорающий костер…

Она понизила голос и рассеянно провела кончиками пальцев по горловине платья.

– …чувство, что все бессмысленно, бесцельно. Умру… и все!

Она замолчала и сцепила руки на животе.

– И конец.

Монти испуганно отпрянул.

– Почему мой маленький братик должен умереть? – выпалил он.

– Что?

Мама посмотрела на него, и кожа у нее между бровей собралась в маленькие складочки.

– Монти в последнее время одержим смертью. Все утро расспрашивал меня о Небесах.

Она выразительно пожала плечами и на несколько секунд подняла ладони к небу.

Монти внезапно почувствовал страшную усталость и боль в животе.

– Мам, у меня живот болит, – сказал он.

– Неудивительно, юноша. Сколько пирожных ты съел?

Произнося эти слова, мистер Доусон по-прежнему смотрел не на Монти, а на маму – таким взглядом, будто видел ее впервые в жизни.